Исса Плиев - Разгром «армии мстителей»

Возле меня лежал, кажется, офицер связи от Тутаринова. Сообразив, что немецкая часть, отходя на юг, должна проходить перед фронтом 9-й гвардейской кавалерийской дивизии, он предложил:

— Разрешите, товарищ командующий, проскакать к комдиву, пусть ударит по ним с фланга, а то ведь могут уйти.

— Молодец, скачи. Передай, чтобы усилили оборону нашего штаба.

Офицер вскочил и быстро растворился в темноте, а мне подумалось: «Здорово научились воевать наши молодые офицеры: вовремя замечают слабости у противника и самым решительным образом стремятся бить по этим местам, бить насмерть».

Случайная встреча с немецкой частью заставила меня вернуться к мысли, что необходимо более надежно прикрыть все возможные пути отхода немцев в занимаемой нами полосе. Можно, конечно, продолжать наращивать усилия для взятия Снигиревки и захватить ее. Но, сосредоточив здесь силы и средства, мы ослабим другие участки, и противник без особых усилий может прорваться на запад и уйти за Ингул. Нет, надо прочно закрепиться, перекрыв все дороги, и хорошо организованным огнем в сочетании с активными боевыми действиями уничтожать на этих рубежах отходящего противника. А когда подойдут войска генерала Чуйкова, будет наверняка создаваться внутренний и внешний фронт окружения.

Пока мы подтягивали подразделения, вели разведку, закреплялись на захваченных рубежах, совсем рассвело. Мы увидели большое количество брошенных на дороге орудий и автомашин, были здесь и самоходки, и танки. Справа от дороги виднелись глубокие, почти в полметра «гусеничные» промятины ушедших к югу танков, а вдоль них широкая полоса следов солдатских сапог.

— Далеко не уйдут, — заметил кто-то из офицеров, — грязь помесят — и руки вверх.

— Да-a, здесь на обветрии грязюка такая, что хоть саманные кирпичи нарезай, — по-хозяйски рассудил другой.

В селе Спасское, куда мы приехали часов в десять, находился генерал-лейтенант Танасчишин. За эти несколько дней он осунулся, пожелтел, под глазами появились мешки. Я вошел в хату в тот момент, когда он кому-то внушал, что если бригада не удержится перед Снигиревкой, то… — дальше следовала вполне убедительная крепкая фраза.

— А вы, Трофим Иванович, докладывали, что Сниги-ревка чуть ли не взята, — начал я еще с порога, протянув руку, чтобы поздороваться.

— На рассвете ворвались, а вот удержаться не смогли. Положение, товарищ командующий, мы восстановим.

— А может быть это не обязательно делать?

— Что не обязательно? — не понял комкор.

— Брать Снигиревку. Давай подумаем.

— Дело, Исса Александрович, не только в Вашем приказе — взять. Немцы могут использовать реку Ингулец как промежуточный рубеж обороны. Снигиревка в этом случае будет узловым пунктом в системе этой обороны.

— В общем-то это правильно. Но с того момента, когда Конно-механизированная группа овладела рубежом, на котором мы находимся, Ингулец утратил для немцев свое оборонительное значение. Среди командиров отступающей на запад армии вряд ли найдется такой сумасшедший, который решится на ходу развернуть, ну скажем, корпус фронтом на восток, заранее зная, что свой тыл ему придется базировать на боевые порядки крупной советской подвижной группировки. Нет, это было бы скорее всего похоже на самоубийство. Попытавшись закрепиться на Ингульце, их корпуса, а тем более части прикрытия, окажутся между молотом и наковальней.

Комкор что-то прикинул на своей рабочей карте, повел плечом и не очень решительно произнес:

— Да, пожалуй, в этой мысли есть, так сказать, рацзерно. Я на минуточку представил себя на месте того немецкого комкора, которому предстоит, защищаясь от наседающих с фронта войск, отходить прямо на боевые порядки другой группировки.

— Добавьте, что при этом он не имеет хорошо организованного ни оборонительного, ни наступательного построения боевых порядков. Для этого у него просто нет времени и возможности.

— Да, да, это весьма существенный момент.

— В таком случае, продолжая активными действиями связывать немецкие части в районе Снигиревки, вы должны своей главной задачей считать решительный разгром отходящих войск противника на рубеже Ново-Троицкое, Червона Долина. Можно быть уверенным, что скоро мы установим тактическую связь с передовыми частями 8-й гвардейской армии.

Мне показалось, что у генерала улучшилось настроение.

— Разрешите доложить обстановку? — спросил он.

— Продолжайте работать, а я просмотрю боевые донесения командиров бригад.

Офицер молча подал мне полевую книжку, открытую на странице, исписанной убористым почерком.

«13. 3. 44 г. 5.00 13 гвмбр [26]ворвалась на Сев. окраину Снигиревки, 14 гвмбр овладела несколькими домами сев. — зап. окраины Снигиревки, 138 омсб [27]вышел к Снигиревке.

5. 30. Противник предпринял контратаку с сев. — зап. окраины. Отбит с тяжелыми потерями.

6. 30. Новая контратака. Отбита.

8. 00. Введя в бой танки и крупные силы пехоты, противник контратаковал с северо-западной и западной окраины.

9. 00. 13 и 14 гвмбр, 36 гвтбр под давлением численно превосходящих сил противника отошли и заняли оборону в 2 км северо-западн. и зап. Снигиревки…» [28]

— Наша разведка установила, — начал докладывать Танасчишин, заметив, что я закончил читать, — в Снигиревке быстро сосредоточиваются крупные силы пехоты, артиллерии, танков.

— Тем более, примите самые решительные меры прочно закрепиться на указанном корпусу рубеже. По всему видно, сегодня будет решающий горячий денек…

Вдруг я почувствовал запах жаркого, и у меня невольно вырвался возглас, который был понят правильно.

— Минут через пять будет готов, — заговорщически улыбнулся Трофим Иванович и продолжал: — В Снигиревке остался наш танк № 17. Несколько раз его видели на окраине. Налетит на немецкие боевые порядки с тылу, посвирепствует и снова исчезает в селе. Командир танка, младший лейтенант Сивков, совсем еще безусый юноша. Вряд ли он долго продержится. Село запружено немцами.

— Ему бы надо вырваться через южную окраину.

— Да, видимо, он не думает отходить. Был момент, когда танк № 17 вновь атаковал немцев на окраине, наше танковое подразделение предприняло попытку прорваться к нему. В общем получилось неудачно, хотя экипаж лейтенанта Мурмахамедова, протаранив орудие и подбив один «фердинанд», достиг окраинных домов. Но Сивков опять ушел в село. Мурмахамедов, чудом уцелев, едва вернулся. Дров он наломал у фрицев изрядно. Выложил весь боекомплект.

Нашу беседу прервал вошедший с донесением переводчик немецкого языка при штабе корпуса. Он доложил, что по сети радиостанций 6-й немецкой армии передан боевой приказ от 12 марта 1944 года. В связи с кризисной обстановкой начало его передано открытым текстом. В нем говорилось: