Сергей Смирнов - Герои Брестской крепости

С. Л. Ушенин, будучи брестским райвоенкомом, принимал участие в этой борьбе, которая происходила под руководством областного военного комиссара майора Стафеева. Несколько десятков командиров, партийных и советских работников города вместе со своими женами и детьми забаррикадировались в здании облвоенкомата и, вооружившись, огнем отражали натиск гитлеровских автоматчиков, ворвавшихся в Брест. Противник осадил этот дом, непрерывно обстреливая окна, забрасывая их гранатами, но осажденные стойко держались.

Только вечером противнику удалось сломить упорство этой горсточки людей и ворваться в здание. При этом раненые, и в их числе майор Стафеев, были зверски убиты и лишь Ушенину и еще двум — трем командирам удалось пробиться через кольцо врага и бежать из города.

Еще более интересным было письмо жителя Ростова-на-Дону И. А. Игнатьева. Он помог мне разрешить одну загадку, над раскрытием которой я безуспешно бился в течение полутора лет.

Я уже говорил о вышедшей в Западной Германии книге известного гитлеровского диверсанта Отто Скорцени, где содержалось краткое упоминание о боях за Брестскую крепость. В нескольких словах сказав об упорстве крепостного гарнизона, Скорцени писал дальше следующее:

«То же самое было в районе Брестского вокзала. Там войска противника сосредоточились в глубоких вокзальных подвалах и отказывались сдаваться. Как я узнал позже, пришлось затопить подвалы, так как оказались неудачными все другие попытки взять вокзал».

Так, из этих строк, написанных врагом, я узнал о том, что не только в крепости, но и на Брестском вокзале происходила упорная и, видимо, долгая борьба.

Продолжительное время мои попытки разузнать подробнее о событиях на вокзале не приводили ни к чему. В 1955 году, будучи в Бресте, я встретился со старшим диспетчером железнодорожного узла А. П. Шиховым работавшим здесь на станции и до войны. Оказалось, что он пробыл восемь дней в подвалах вокзала и был свидетелем этой упорной обороны. Он рассказал, что во главе защитников вокзала была группа наших бойцов, которыми командовал какой-то старшина. А. П. Шихов не помнил никаких фамилий и говорил, будто бы все эти люди, сражавшиеся в подвалах, — погибли. Некоторые подробности боев я узнал от него, но все же оборона вокзала по-прежнему оставалась «белым пятном». Только теперь, благодаря письму ростовчанина И. А. Игнатьева, многое в этом «белом пятне» проясняется и картина боев за вокзал рисуется так, как она описана кратко в первой части этой книги.

Позднее, когда я рассказал по радио о защите Брестского вокзала, отозвались и некоторые другие участники этой беспримерной обороны. В 1957 году, будучи в Брестской крепости, я встретился с одним из них — ныне капитаном буксирного теплохода Днепро-Бугского речного пароходства Николаем Ломакиным, живущим сейчас в городе Пинске. Он рассказал мне ряд новых подробностей борьбы за вокзал. Кстати, Ломакин и другие писавшие мне впоследствии защитники вокзала помогли исправить одну существенную ошибку, допущенную Игнатьевым. Игнатьев считал, что фамилия старшины, командовавшего обороной в вокзальных подвалах была Басов. На самом же деле это был Павел Баснев, старшина-сверхсрочник, уроженец Ивановской области. Оказалось, что, кроме Баснева, в этих подвалах были и другие командиры, фамилии которых, к сожалению, не помнит ни один из защитников вокзала. Удалось также установить, что Баснев с несколькими бойцами сумел прорваться сквозь кольцо врагов, блокировавших вокзал, но затем, пробираясь по тылам гитлеровцев к фронту, они потеряли друг друга из виду и Баснев, судя по всему, погиб позднее. Его семья, с которой мне теперь довелось установить связь, живет по-прежнему в Ивановской области. От нее я получил некоторые сведения о Павле Басневе.

Много писем сейчас присылают мне бывшие советские военнопленные, прошедшие через все испытания гитлеровских концлагерей. Они сообщают о замечательных подвигах наших людей там, в фашистской неволе, об их несгибаемой воле к борьбе, об их мужестве и самоотверженности, об их вере в грядущую победу.

О славном советском патриоте генерал-лейтенанте Дмитрии Карбышеве, который был зверски замучен гитлеровцами в лагере, пишет участник обороны крепости Александр Санин. Санин был близко знаком с Карбышевым, будучи в гитлеровском лагере Хаммельсбург, и он сообщает много интересных фактов о поведении этого замечательного советского генерала.

О Карбышеве вспоминает также участник Великой Отечественной войны Иван Воронец из столицы Киргизии города Фрунзе.

«Навсегда останется в моей памяти, — пишет он, — светлый образ генерал-лейтенанта Дмитрия Михайловича Карбышева, во имя торжества идеи отдавшего свою жизнь. С февраля 1942 года по август этого же года мне пришлось быть рядом с ним в знаменитом Хаммельсбургском ревире. Этот великий человек спас от падения своим словом стойкого большевика тысячи молодых жизней. Это он крепко вселил в нас веру в будущее».

О своем пребывании в гитлеровском плену рассказывает бывший пограничник и защитник Брестской крепости Григорий Еремеев из города Кзыл-Кия в Средней Азии.

«Я был в особом лагере, — пишет он. — Это Демблинский лагерь, который находился в Демблинской крепости.

В 1943 году нас завезли в Италию. В районе города Удино из села Перкото я бежал в горы, попал в девятый югославский корпус, при котором организовали особую русскую партизанскую бригаду. Мне опять дали пулемет, сначала английский ручкой, потом немецкий. Затем назначили командиром отделения и командиром взвода. С боями дошли до города Триест».

Интереснейшее письмо прислал бывший военнопленный, а потом партизан Отечественной войны Павел Марков из Брянска. Он сообщает о том, что в гитлеровских концлагерях наши военнопленные пели песню о Брестской крепости.

«Впервые, — пишет П. Марков, — я услышал ее, эту песню о легендарных защитниках Брестской крепости, в 1943 году, в застенках лагеря военнопленных в гор. Кройцбурге (Верхняя Силезия) от лейтенанта Михаила Озерова, впоследствии замученного фашистскими палачами за организацию коллективного побега пленных из неволи.

На меня, тогда совсем обессилевшего от тяжелых ран и от голода, мужественные и простые слова этой песни произвели глубокое впечатление. Не ослабляли гордого звучания песни ни старый мотив, схожий с известным народным „Раскинулось море широко“, ни отсутствие литературных украшений в слоге.

Она звучала, как гимн и откровение, вселяя в сердца измученных невольников гордость и надежду. Ее пели в тяжкие минуты испытаний. Не раз она доносилась из глухих гранитных щелей — карцеров, где медленно, но верно фашисты умерщвляли непокорных советских людей, не желавших работать на врага.