Сергей Смирнов - Были великой войны

Ну, конечно, самыми интересными были для меня свидетельства участников того самого боя, во время которого Петр Сергеевич Рябцев совершил воздушный таран. Вот, например, что написано в письме, полученном мной из Ленинграда:

„Вам пишет офицер запаса гвардии полковник Мажаев Николай Павлович, тот капитан Мажаев, который 22.VI-41 года вместе с летчиками лейтенантами Жидовым, Рябцевым и Назаровым вел описанный Вами бой.

Динамика боя — если мне не изменяет память — описана правильно. В этом неравном бою, когда у нас на исходе были боеприпасы, встала необходимость выйти из боя. Лейтенант Петр Рябцев, уже не имея патронов, совершает таран и этим приводит в смятение группы вражеских самолетов — они выходят из боя. Сам Петр Рябцев покинул самолет и благополучно приземлился, воспользовавшись парашютом. Таран Петра Рябцева — не случайное столкновение, как это иногда имело место в дни войны, не результат безвыходности положении, а сознательный, расчетливый, смелый и связанный с определенным риском маневр бойца во имя победы.

Жаль Петра Рябцева, что рано погиб, а еще больше жаль, что забыли о нем.

Петр Рябцев погиб 31 июля 1041 года при взлете в момент штурмового налета большой группы самолетов Ме-110 на наш аэродром.

Упал П. Рябцев в двухстах метрах от наблюдательного пункта штаба дивизии, в кустарник. Искали его два-три дня, и когда случайно обнаружили с воздуха, то оказалось, что самолет был перевернут, шасси не убраны (он их, очевидно, не успел убрать), в районе бронеспинки и фонаря осколочные пробоины — очевидно, он был поражен осколками в голову“.

А вот как описывает памятный бой 22 июня 1941 года другой его участник, бывший лейтенант, а ныне полковник, Герой Советского Союза Георгий Жидов. Он описал его в своей статье на страницах „Советской авиации“ 17 июля 1957 года.

„…Стояла ясная погода. Между девятью и десятью часами утра вражеские самолеты начали бомбить штаб одного нашего соединения, расположенного недалеко от аэродрома. Фашистских бомбардировщиков прикрывала группа истребителей.

Мы вылетели звеном: капитан Мажаев, лейтенанты Рябцев, Назаров и я. На высоте примерно 3500 метров нам встретилась группа самолетов противника — Ме-109.

Завязался напряженный бой. Атака следовала за атакой.

Наши летчики старались держаться вместе, чтобы можно было прикрывать друг друга. Бой продолжался 8—10 минут. Встретив упорное сопротивление советских летчиков, гитлеровцы решили пойти на хитрость. Четыре самолета Ме-109 вошли в глубокий вираж, а четыре продолжали с нами бой. Кроме того, Хе-113 атаковали нас сверху.

Создалось очень трудное положение. Я пошел в атаку на врага, а меня, в свою очередь, преследовал „мессер“. Капитан Мажаев взял его под обстрел. Одновременно фашистские Ме-109, ранее вышедшие из боя и набравшие вновь высоту, стремились атаковать Мажаева. Наперерез врагу ринулся лейтенант Рябцев. В пылу боя Петр израсходовал и боекомплект, а преградить путь к самолету Мажаева надо было во что бы то ни стало.

Вот тут-то и созрело у отважного летчика решение — тара-нить ведущий истребитель врага. Резко развернув свою „чайку“, Рябцев пошел на сближение с противником.

Видно, фашист не хочет уступать. Но его нервы не выдерживают: гитлеровец накреняет самолет и пытается уйти вниз. Но поздно! Рябцев своим самолетом ударил по вражеской машине. И тут же истребители, немецкий и наш, пошли к земле. Вскоре в воздухе появилось белое пятнышко — парашют. Мы, занятые боем, не смогли определить, кто спускался на нем. Как потом стало известно, парашют раскрылся у Рябцева, а гитлеровец врезался в землю вместе со своим самолетом.

…Хорошо помню я и раннее утро 31 июля 1941 года. На небе ни облачка, тишина. Техники и механики осматривали самолеты. Летчики расположились неподалеку в густом кустарнике, вели разговоры о ходе военных действий.

И вдруг мы услышали шум моторов немецких самолетов: на малой высоте к аэродрому подкралась группа Ме-109. Наши летчики бросились к машинам. Мгновенно надел парашют и лейтенант Рябцев.

Вот летчик уже запустил мотор, взлетел. Фашисты сразу заметили его самолет и ринулись за ним. Рябцева атаковалис разных направлений сразу три самолета противника. В этой неравной схватке Петр пал смертью храбрых.

Имя его, боевого и мужественного сокола, живет в наших сердцах. В полку, где прошел свой боевой путь Петр Рябцев, выросла целая плеяда замечательных летчиков. На примерах их героических дел, так же как и на примере подвига Петра Рябцева, ныне воспитываются советские летчики, готовя себя к защите нашего Отечества от посягательств империалистических разбойников“.

Итак, не могло быть никаких сомнений в достоверности воздушного тарана над Брестом, который был совершен в первый день войны между девятью и десятью часами утра. Этот подвиг был документально закреплен в истории 123-го истребительного авиационного полка и подтвержден многочисленными очевидцами и участниками воздушного боя. Волнующая легееда, которую рассказали мне несколько лет тому назад защитники Брестской крепости, теперь превратилась в быль, в героический подвиг донбасского паренька Петра Рябцева.

И когда я писал об этом подвиге на страницах „Комсомольской правды“, я, конечно, думал, что таран, совершенный Рябцевым над Брестом, был самым первым воздушным тараном Великой Отечественной войны. И вдруг обнаружилось, что и ошибался. Письма читателей и радиослушателей принесли мне совершенно неожиданные известия. Боевая история нашей авиации оказалась еще более удивительной и славной, чем я предполагал.

Вот что сообщал мне в своем письме слесарь из Москвы Федор Ильин:

„Это произошло между городами Белосток и Ломжа, — писал он. — Есть там польское местечко Выгода. Вот там я и видел своими глазами этот случай. Рано утром 22 июня гитлеровцы обстреливали деревни и военные объекты из орудий. Кругом поднялись пожары, люди бегали в панике, не зная, куда податься, откуда идут фашисты. И тогда в небе стали кружить два „мессера“. Они парили в воздухе. Вдруг появился советский самолет. Это был У-2. Завязался бой. Фашисты играли с нашим самолетом, как кошка с мышью, но игра, как оказалось, была с огнем. Первый фашист, думая позабавиться, над У-2, подлетел к нему, но наш летчик, видимо, того и ждал. Он дал очередь, и после первых его выстрелов „мессер“ задымил и пошел к земле. Другой немецкий летчик решил отомстить советскому летчику. Завязался поединок.

Несколько раз наш летчик опускался низко к земле, делал какие-то странные виражи. Он даже не стрелял. Но, улучив удобный момент, У-2 как-то прямо, вертикально пошел вверх, наперерез фашисту. Тот даже не ожидал этого, не успел повернуть, и произошло столкновение. У-2 потерял хвост и обломками рухнул наземь, а фашист сделал вираж, перевернулся, долетел до леса и упал. Долго обломки отважного У-2 горели около нашего дома, долго еще рвались в огне боеприпасы. Но когда все утихло, мы, мальчишки, побежали к самолету. Тело летчика лежало обугленное в груде обломков самолета. Пришли взрослые, вытащили его и тут же, недалеко от самолета, похоронили. Документы все сгорели, и так этот летчик остался неизвестным“.