Николай Василенко - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I

Дача бар. Вольфа под Петербургом (грав. Махаева 1757 г.)

При таких обстоятельствах новая волна французов хлынула в Россию. Как всегда в таких случаях преобладали авантюристы. Много между ними было лакеев, кучеров, поваров, разных предпринимателей. Некоторые по несколько раз в год меняли свои профессии, выдавали себя за «кавалеров», желая скрыть свое происхождение. Им доверяли. Они имели даже успех, нередко становились гувернерами, воспитателями русских детей.

В то же время поездки русских во Францию учащаются, особенно после заключения в 1756 году франко-русского союза. «В Петербурге видно только, — пишет француз Пикор, — едущих и возвращающихся. Одни едут учиться, другие, как Фонвизин, советоваться, между прочим, с докторами, третьи — в качестве туристов и т. д.».

Влияние французской культуры на русскую в царствование Елизаветы Петровны делается очень сильным. На ряду с итальянскими появляются и французские архитекторы; в России начинает преобладать французская мебель, статуи, картины, французские костюмы, французские танцы, французская кухня. Начинает входит в моду французский театр.

Воспитание молодого поколения ведется во французском духе. Первые учителя и учительницы — иностранцы, по отзыву историка Татищева, были очень неудовлетворительны. Французы, в этом отношении, не составляли исключения. Количество французов, гувернеров и гувернанток, особенно увеличилось при Елизавете Петровне, когда обучение французскому языку сделалось необходимым. Моральный и умственный уровень учителей был так не велик, и так часто люди без всякой подготовки, кучера, лакеи, выдавали себя за гувернеров, что в 1750 году правительство обязало иностранцев-преподавателей держать особый экзамен при Академии Наук. Существенно это не могло улучшить дела. Потребность в учителях была велика, дипломированные учителя были дороже. Поэтому, дипломов при найме учителей обыкновенно не спрашивали. Нанимали по-прежнему кого попало.

Что касается учебных заведений, то они мало служили в это время проводниками французской культуры. При Петре было приглашено несколько французских профессоров: анатом Дювернуа, астроном Делиль, математик Бернульи. Они учеников не имели просто потому, что русские не знали тогда французского языка. При Анне Ивановне Миних реорганизовал кадетский корпус, ввел в нем преподавание французского языка на ряду с немецким. Из 282 учеников 91 выбрали изучение французского языка. Московский университет при Елизавете Петровне был организован по немецкому типу. Французская культура при его посредстве проникала слабо.

Дача гр. Бестужевой на Кам. Остр. (грав. Махаева)

С расширением среди русских знания французского языка французские книги находили себе все больший и больший доступ в русскую среду. В более ранних русских библиотеках А. А. Матвеева и Остермана французских книг еще мало, но уже в библиотеках Воронцова и И. И. Шувалова, в царствование Елизаветы Петровны, они преобладают. При Елизавете Петровне пьесы Мольера разыгрывались во французском театре в Петербурге; сочинения Расина, Мольера, Вольтера и других французских писателей получают более широкое распространение среди русской публики.

Увлечение французским имело и свои дурные стороны. Наиболее вдумчивые русские люди начали их замечать и вести борьбу против французомании еще с конца царствования Елизаветы. Сумароков, например, зарекомендовавший уже себя, как драматический писатель, поднял в 1759 г. в журнале «Трудолюбивая Пчела» вопрос «о истреблении чужих слов из русского языка». «Сказывали мне, — пишет Сумароков, — что некогда немка Немецкой слободы говорила: „Mein муж kam домой, stieg через забор и fiel ins грязь“. Это смешно. Да и это смешно: „я в дистракции и дезеспере; аманта моя сделала мне инфиделите, а я ку сюр против риваля своего буду реванжироваться“». О порче русского языка того времени говорит в своих «Записках» и воспитатель Павла Петровича Порошин. «Иные русские, — пишет он, — в разговорах своих мешают столько французских слов, что кажется, будто говорят французы и между французских слов употребляют русские. Иные столь малосильны в своем языке, что все с чужестранного от слова до слова переводят в речах и письме». Борьба против иностранного влияния продолжалась потом в сатирических журналах екатерининского времени и в других литературных произведениях. Увлечение иностранным и уродование русского воспитания зло высмеяны в комедиях Фонвизина. Резкую оценку иноземного влияния на русскую жизнь сделал впоследствии известный историк кн. М. М. Щербатов в своем памфлете «О повреждении нравов в России».

Екатерина II воспиталась на французской энциклопедической литературе. Она находилась в переписке с Вольтером, приглашала в воспитатели к Павлу Петровичу Д'Аламбера, ее посетил и пробыл в гостях около 5 месяцев Дидро. Библиотеку его Екатерина приобрела с условием, чтобы книги были перевезены в Петербург только после смерти Дидро. Деятельную переписку поддерживала Екатерина II с Гриммом. Она избрала также впоследствии в воспитатели своим внукам женевца Лагарпа, всецело проникнутого идеями той же энциклопедической французской философии.

Н. И. Новиков (грав. Осипова)

С энциклопедистами имела сношение не одна императрица. Просвещенный русский посланник во Франции кн. Д. А. Голицын был другом Дидро и Гельвеция. В 1770 г. кн. Дашкова посетила Париж и много времени провела с Дидро. С ним переписывался И. И. Бецкий, игравший при Екатерине роль в роде министра народного просвещения. И. И. Шувалов и кн. Юсупов посещали Вольтера. С ним переписывался гр. Л. Р. Воронцов. Ему сделал визит гр. К. Г. Разумовский в бытность свою в Страсбурге. На поклон к Вольтеру барон Гримм возил сыновей фельдмаршала П. А. Румянцева — Николая и Сергея. Гр. Г. Г. Орлов приглашал Руссо в свое поместье.

Такое внимание к энциклопедистам, естественно, способствовало распространению их идей и сочинений. Сама Екатерина признается, что она в своем «Наказе» Большой Комиссии 1767 г. «обобрала» Монтескье. Благодаря «Наказу» в русское общество было пущено много новых идей государственного и общественного характера. Воспитатель вел. кн. Павла Петровича Порошин обращал внимание своего воспитанника на сочинения Монтескье и Гельвеция и читал с ним похвальную речь Монтескье Д'Аламбера. Сочинения Вольтера быстро расходились в русской публике, в подлиннике и в переводах. Некоторые переводы не были напечатаны, а просто переписывались и, таким образом, получали распространение. Особенной популярностью пользовались Кандид и Pucelle. За десятилетие с 1780 по 1790 год насчитывалось до 140 их переводов. Вольтер был некогда идолом русской публики. Другие писатели были менее популярны. Но вообще все французские книги имели широкий доступ в русскую публику. Они охотнее всего переводились на русский язык. За этот промежуток вышло 6 переводов с английского, 7 — с итальянского, 107 — с немецкого, с французского же было переведено 350.