Николай Василенко - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I

Однако, хотя Екатерине и много приходилось писать по поводу кровавых событий, переживаемых Францией, но от нее, как это ни странно, ускользал самый смысл революции. И деятели и учреждения революционной Франции проходили перед нею в каком-то калейдоскопе, и она не была в состоянии подметить в них сколько-нибудь существенной разницы. Огульно осуждая всех решительно деятелей 1789–96 гг., она зачисляла в лагерь революционеров и умеренных конституционалистов и ярых приверженцев террора. По вполне верному замечанию Ларивьера, «законодательное собрание, конвент, комитет общественного блага, жирондисты, „равнина“ и монтаньяры», — все это были слова, которые оставались для нее вполне чуждыми, значение и оттенок которых от нее ускользали.

Особенно подробно и всесторонне касается Екатерина положения дел во Франции в своей записке от 1792 года, в которой как бы подведен итог ее взглядам и суждениям на события великой революции. «Дело французского короля, — пишет она, — касается всех государей, так как вся Европа заинтересована в том, чтобы Франция снова заняла то место, которое принадлежало ей, как великой державе (a un grand royaume)». В своей наивности русская императрица предполагает, что небольшой армии в 10.000 человек будет достаточно, чтобы пройти из конца в конец всю Францию. Чтобы набрать подобного рода армию, достаточно иметь полмиллиона ливров, которые затем в виде контрибуции могут быть взяты с жителей Франции. С этим войском освободят Францию от «разбойников», восстановят монархию и монарха, изгонят обманщиков, накажут злодеев, избавят королевство от всякого рода притеснений, поспешат объявить во всеобщее сведение о забвении и прощении всем тем, кто подчинится вновь законному государю. Духовенству будет возвращено то из его имуществ, что еще не продано; дворянству — его исконные привилегии, а провинциальным собраниям — то, относительно чего они высказали свои требования. При этом Екатерина добавляет, «что силу надо употреблять только против тех, кто сопротивляется». Она ставит на вид, что «присяга, принесенная под давлением силы, не должна иметь никакого значения, тем более, что такая присяга противоречит присяге на верность, раньше принесенной королю». Переносясь мысленно в лагерь тех, кто сплачивал свои силы на защиту старого порядка, Екатерина восклицает: «Никогда дело не было более правым, никогда мотивы его не были более значительными и более способными воодушевить к усердию и храбрости». «Мудрым управлением можно, — по словам императрицы, — смягчить тяжелые последствия всего пережитого Францией и возместить понесенные потери». Тем, которые прилагают старания к восстановлению королевского авторитета, Екатерина напоминает, что «уступать и приобретать надо не более того, чем то диктуется благоразумием». Она твердо верит, что успех предприятия, хорошо скомбинированного, должен быть неизбежен.

Продажа крепостных с аукциона

Сюжетом для картины послужило известное описание продажи крепостных с аукциона в «Путешествии из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева (с. Медное), где изображена им участь крестьянской семьи, распродаваемой с молотка за долги промотавшегося господина. Картина имеет в виду время имп. Екатерины II, к которому и относится описание Радищева. Два указа имп. Екатерины II стремились урегулировать продажу крестьян с аукциона. В 1771 г. было запрещено при конфискации имений и продаже их с аукциона продавать людей без земли с молотка. В 1792 г. было разъяснено, что если кто-либо владел безземельными крестьянами, то таких людей можно было продавать за долги, но только не употребляя молотка. Картина, согласно тексту Радищева, имеет в виду семью безземельных дворовых людей.

Этот новый переворот не может состоять ни в чем ином как только в восстановлении монархического образа правления, который существовал еще до прихода франков. Русская императрица глубоко уверена в том, что дворянство, духовенство, магистратура, принцы и войско соединятся для освобождения короля и его семьи из рук парижской черни. «Нетрудно предвидеть, — говорит Екатерина, — что тот, кто внесет во Францию порядок и дисциплину, возьмет верх над анархией».

Мария-Антуанета (портрет Виже-Лебрен)

В заключение своей обширной записки Екатерина указывает, что лица, которые скрепят своею подписью акт соединения, должны будут прежде всего прийти к соглашению относительно следующих пунктов: 1. Охранять католическую религию во всей ее неприкосновенности. 2. Соблюдать верность королю. 3. Стремиться к его освобождению. 4. Повиноваться лицу, состоящему во главе союзных войск. 5. Обязаться поддерживать порядок и дисциплину в войске. 6. Обещать оказать денежную поддержку делу восстановления общего мира и спокойствия. Но наибольший интерес представляет тот пункт соглашения, который гласит следующее: Восстановление правления согласно единодушному желанию нации, выраженному в провинциальных наказах депутатам, посредством неуклонного поддержания всех трех сословий во всем том, что касается их существования, безопасности и собственности.

Таким образом, Екатерина указывала эмигрантам и их сторонникам, что безусловного возврата к старому порядку быть не может; что необходимо принять во внимание законные требования французских сословий и что, только при соблюдении этого условия, монархия во Франции может быть восстановлена на прочном основании.

Екатерина II (грав. Стародумова)

Давая политические советы французским роялистам, Екатерина как бы становилась во главе европейской реакции и тем самым окончательно порывала с тем, во что верила и чему поклонялась в лучшие годы своего царствования. Бывшая ученица Вольтера, далекая от строгих начал ортодоксального благочестия, она однажды в самый разгар революционных событий открыто заявляет, что «все протестантские правительства хорошо бы сделали, решившись принять православие, потому что это исповедание должно считаться оплотом против безнравственной, анархической, преступной, воровской, богохульной, опрокидывающей все престолы и неприязненной всякой религии заразы». Она сравнивала при этом греческую церковь «с дубом, имеющим глубокие корни». Разочаровавшись в принципах просветительной философии, Екатерина резко порывает с теми, к мнению которых она в былое время любила прислушиваться. Один за другим исчезают по ее распоряжению бюсты философов и писателей XVIII века из галереи Эрмитажа, где они красовались среди мудрецов и ораторов древнего мира. Только бюст Вольтера долго оставался на своем прежнем месте; наконец, и он был вынесен в исходе 1792 года. Огорченная всем тем, что происходило на ее глазах, Екатерина под тяжелым впечатлением торжества французского оружия и заключения Базельского мира углубляется в изучение седой старины и ищет себе успокоения в чтении Несторовой летописи и в исследовании частностей первоначального развития государственной жизни России.