Сергей Князьков - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV

Наполеон соглашается дать Яковлеву пропуск из Москвы, но с тем условием, чтобы он, проводив своих людей домой, отправился в Петербург и нашел там случай представиться имп. Александру; пусть он в качестве свидетеля-очевидца даст отчет императору о событиях, происшедших в Москве. Как ни указывал Яковлев на невозможность исполнить подобное поручение в виду того, что он по своему общественному положению не имеет права личной аудиенции у государя, но Наполеон настоял на том, что он напишет письмо императору Александру, а Яковлевъ доставит это письмо по назначению.

«Государь, брат мой! — так начинает Наполеон свое письмо к императору Александру. — Узнав, что брат министра вашего величества при Кассельском дворе находится здесь, я призывал его к себе и говорил с ним. Я поручил ему отправиться к вашему величеству и выразить вам мои чувства». Наполеон говорит далее о сожжении «прекрасной, великолепной Москвы», выражает уверенность, что это печальное событие произошло не вследствие повеления императора Александра, так как «такие неистовства, недостойные ни великого монарха ни великого народа», были бы, конечно, не согласны с его (императора Александра) правилами, сердцем, с его светлым образом мыслей. «Я веду войну, — писал Наполеон, — с вашим величеством без всякого озлобления. Простая записочка от вас, прежде или после последнего сражения, остановила бы мое движение, и, чтобы угодить вам, я пожертвовал бы выгодою вступить в Москву. Если вы, ваше величество, хотя отчасти сохраняете прежние ко мне чувства, то вы благосклонно прочтете это письмо».

Прошло две недели, но Наполеон не получил на свое письмо никакого ответа. Допуская, что Яковлев мог не исполнить поручения, Наполеон решился, наконец, взять на себя инициативу официальных дипломатических переговоров о мире или, по крайней мере, перемирии. Но послать своего уполномоченного непосредственно в Петербург Наполеон не мог; необходимо было войти сначала в соглашение с русским главнокомандующим, получить от него пропуск и проводников для своего посла. На кого было возложить исполнение этой чрезвычайно трудной и ответственной миссии? Выбор мог колебаться между двумя дипломатами, сопровождавшими Наполеона в походе, гр. Коленкуром и Лористоном. Оба они были опытными дипломатами, до разрыва с Россией были послами в Петербурге, знали Россию и императора Александра. Наполеон остановился сначала на Коленкуре. Но тот, хорошо понимая положение вещей, дал понять Наполеону всю ошибочность этого шага, указывая, что император Александр не согласится на мир, и попытка переговоров обнаружит только всю затруднительность положения французской армии. Наполеону не понравились возражения Коленкура; «хорошо, — резко оборвал он его, — в таком случае я пошлю Лористона». Но и последний попробовал отклонить от себя щекотливое поручение. Наполеон, раздраженный противоречием, наконец, воскликнул: «Я желаю мира, мне нужен мир; я непременно хочу его заключить, только бы честь была спасена. Отправляйтесь немедленно же в русский лагерь».

Лористону оставалось только повиноваться. Свидание Лористона и Кутузова состоялось на другой же день, 23 сентября в Тарутинском лагере.

Наполеон и маршал Лористон. «Мир во что бы то ни стало» (Верещагина)

Кутузов охотно принял предложение относительно приема уполномоченного французского императора. Это давало ему возможность узнать ближе настроение и намерения Наполеона и извлечь из свидания известную выгоду; а именно, — подав Наполеону надежду на мир, усыпить его бдительность и долее задержать в Москве, пока силы русской армии будут пополнены и ей придет на помощь надежный союзник — зима. Но при этом Кутузов сделал одну ошибку. Желая избежать нежелательных толков в армии, он решил обставить свидание всевозможной тайной и назначил его вне пределов лагеря, за линией наших форпостов, по дороге в Москву. Это обстоятельство произвело как раз совершенно обратное впечатление. В армии, среди генералов и высшего офицерства, пошел слух, что главнокомандующий имеет намерение войти в тайные переговоры с Наполеоном, что он не прочь заключить с ним конвенцию, в силу которой французская армия очистит русскую территорию, что конвенция будет содержать в себе даже предварительные условия мира. Между тем, в виду сожжения Москвы и известий о поведении там французов, настроение в армии было весьма воинственное; никто не хотел и слышать о мире. Это и подало повод к конфликту между Кутузовым и некоторыми из высших генералов, уже давно интриговавших против главнокомандующего. Таковы были, в особенности, Беннигсен и английский агент при русской армии, генерал Вильсон. Последний был ревностным блюстителем английских интересов, ненавидел Наполеона и пользовался личным доверием императора Александра. Как уполномоченный сильнейшей союзной державы и сам по себе человек честолюбивый и заносчивый, Вильсон был очень склонен преувеличивать свои полномочия. Этим и объясняется сцена, устроенная им Кутузову 23 сентября, когда Вильсон, явившись к нему в качестве представителя штабных и армейских генералов, после крупного объяснения заявил, что армия может отказать фельдмаршалу в повиновении, если он исполнит свое намерение поехать для свидания с неприятельским генералом за линию наших форпостов. В виду того, что Вильсон в своем мнении был поддержан такими влиятельными лицами, как герц. Вюртембергский — дядя императора, его зять — герц. Ольденбургский и кн. Волконский, генерал-адъютант, прибывший незадолго перед тем в армию с депешами из Петербурга, Кутузов уступил в пункте, касавшемся места встречи с Лористоном. Он принял его вечером 23 сентября в своей главной квартире, в лагере.

Г.-м. И. В. Тутолмин

Из донесения Кутузова нам известно содержание беседы его с Лористоном. Посол Наполеона не прямо приступил к главному предмету своей миссии. Он завел речь с предложения о размене пленных и о необходимости прекратить зверские жестокости при нападении русских партизанов на французских солдат. Кутузов ответил отказом на оба предложения, ссылаясь по поводу последнего на невозможность изменить настроение народа, создавшееся при известных условиях вступления французов в Россию.

Затем Лористон перешел к главному вопросу. «Дружба, — говорил он, — существовавшая между вашим государем и императором Наполеоном, расторгнулась несчастным образом, по обстоятельствам посторонним, и теперь настал удобный случай восстановить ее. Эта война необычайная, война жестокая, должна ли продолжаться вечно? Император, государь мой, искренно желает положить предел несогласиям между двумя великими народами и положить его навсегда».