Валентин Бочкарев - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том V

Кн. В. М. Кочубей.

Так думают (и не только думают, — знают) все представители группы; так думает князь Андрей. И когда его волнуют мечты об известности, о славе, — они неотделимо сплетаются с помыслами о войне, битвах, военных великих планах, о том поприще деятельности, на котором работают и Николай Ростов, и Борис, и Анатоль Курагин. «Как выразится мой Тулон»? — спрашивает себя кн. Андрей в минуты наибольшего душевного подъема, и перед его глазами проносятся картины его военной славы: «налево, внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидимыми войсками. Там, казалось князю Андрею, — сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и туда-то я буду послан, — думал он, — с бригадой или дивизией, и там-то, со знаменем в руках, я пойду вперед и сломлю все, что будет предо мной». Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему все думалось: «может быть, это то самое знамя, с которым мне придется идти впереди войск».

Н. К. Загряжская. (Пис. Васильевский).

Мечты и желания князя Андрея, результаты «ума холодных наблюдений» сходятся с чувствами пылкого и недалекого юноши, Николая Ростова, мечтающего о том, как он будет «рубить» неприятеля и с азартом повторяющего: «ну, попадись теперь кто бы ни был». Время, когда холодный ум, анализирующий и самостоятельный, сходится со стремлением, с чувствами пылкого мальчика, видя в сражении, в войне, в военной службе высшее дело, — не время широких индивидуалистских стремлений, не время критики общественных отношений: служба государству ставится на первый план без рассуждений, без желания доказать кому-то, что так нужно, что люди, поступающие иначе, — люди «не государственные», или «противо государственные». Если князь Андрей мечтает о военных подвигах, если его скептический ум не пытается еще анализировать и подвергать критике самое существование войны, то в каких красках должна рисоваться военная служба какому-нибудь Николаю Ростову, Пете, Ваське Денисову, всем искренним, не рассуждающим, а чувствующим и воспринимающим детям своего времени? Нужны тяжелые удары судьбы, наглядные уроки опыта, чтобы озлобленный и все более склоняющийся к пессимистическим воззрениям князь Андрей говорил Пьеру о необходимости ограничить право войны, и о казни пленных, как средстве для этого ограничения: «ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это, а не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Все в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то войны — это любимая забава праздных и легкомысленных людей. Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества. Цель войны — убийство, орудия войны — шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии, обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия — отсутствие свободы, т. е. дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И, несмотря на это, это — высшее сословие, почитаемое всеми»…

Но все это — позднее, не только после Аустерлица и других уроков, но и после Смоленска и ударов, нанесенных проникновением неприятеля в страну. Да и позднее уроки действительности учат лишь небольшую часть властной общественной группы; они влияют лишь на таких, как Пьер или князь Андрей. Все остальное, искреннее и нерассуждающее, только связанное со всей исходящей от верований, обычаев, вековых взглядов, атмосферой долго остается в тех чувствах и стремлениях, как Болконский в начале романа. Да и сам князь Андрей, несмотря на пробудившееся отрицательное отношение к войне, идет в армию, потому что, действительно, военная служба представляет в этот момент наиболее широкое поле для энергичной деятельности и даже высоких стремлений. И понятно, почему общество, собирающееся у Ростовых, встречает одобрением известие о поступлении студента Николая в военную службу.

В этом обществе, любящем и уважающем военную службу, понимающем и одобряющем ее дисциплину, жива и собственная дисциплина, основанная не на одном страхе перед старшими, но и на любви и почтении к их взглядам. Здесь нет «отцов и детей», т. е. того разногласия между поколениями, которое мешает им спеться и создает постоянные поводы для конфликта. Если между князем Андреем и его отцом, старым князем Болконским, нет согласия во взглядах, если княжна Марья окружает себя богомолками и нищенствующими, веры которых не разделяет ее отец, то не в глубокой розни поколений здесь дело, не в новых умственных течениях, которыми вытесняются прежние. Князь Андрей и его отец — слишком резко определенные, самостоятельные и неуживчивые натуры, чтобы безмятежно жить друг около друга. И хотя один считается человеком «старого века», а другой принадлежит к молодому поколению, но на почве принципов и воззрений конфликтов не происходит. Старый князь, беседуя с Ростопчиным, Лопухиным и другими «своими» людьми по поводу захвата владений герцога Ольденбургского Бонапартом, сравнивает отношение Наполеона к герцогам со своим обращением с мужиками. «Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства… Точно я мужиков из Лысых гор переселял в Богучарово, и в Рязанские, так и он герцогов». И то, что старому князю кажется верхом несправедливости по отношению к герцогам, не возбуждает никаких сомнений по отношению к мужикам. Его право выселять крестьян по своему произволу из насиженных гнезд, из Лысых Гор в Богучарово или обратно, представляется до такой степени естественным и бесспорным, что для доказательства беззаконных действий Наполеона по отношению к герцогам он не может подобрать лучшего примера. Он говорит о праве произвольного обращения с мужиками, как теперь говорят о животных, как для доказательства дурного отношения к людям, прибегают к обычному сравнению: «обращение с людьми, как со скотами». А рядом сын старого князя, Андрей, свободно принимает относительно своих крестьян ту меру, которая рекомендовалась государственными новаторами, — и это распоряжение его не встречает резкого отпора со стороны отца, принадлежавшего к «старому веку». Да если бы так и было, — это не могло бы называться жизнью «поколений», потому что поколение князя Андрея этих идей не ставило во главу угла своего мировоззрения. Но не одним отсутствием резких принципиальных разделений поддерживается семейное согласие Ростовых, и сравнительно легко переносится иго тяжелого характера старого князя Болконского. Все это — свидетельства огромного запаса почтения к старшим, той искренней внутренней дисциплины, которая предполагает в подчиненных и младших членах семьи или общества полное признание прав старшинства, которое не допускает сомнений в возможности пользоваться этими правами. Княжна Марья под тиранией отца чувствует не его несправедливость, а свою постоянную вину, и стремится в новых проявлениях почтительности доказать свою любовь и уважение. Богатый запас любви и душевной мягкости, накопленный ею, направляется весь в сторону поддержания того уклада жизни, который сводит ее роль на степень бессловесного, безвольного и не имеющего самостоятельного значения существа.