Владимир Снегирев - Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны

С этого момента режим М. Дауда стал подвергаться атакам с двух сторон: справа его расшатывали исламские фанатики, а слева беспрерывно критиковали члены НДПА. Наверное, можно согласиться с теми, кто утверждает: Апрельская (или Саурская) революция предотвратила кровавый мятеж моджахедов, после чего «воины ислама» с криком «аллах акбар» («аллах превыше всего») повернули ножи против нового врага.

Впрочем, мы немного забежали вперед. Историческим для Афганистана событиям апреля предшествовало организационное объединение партии, случившееся годом ранее. Этому способствовало принятие в 1977 году новой конституции страны, которая, хотя и провозглашала Афганистан республиканским и демократическим государством, однако наряду с этим лишала НДПА и другие партии права на легальное существование, что усиливало напряжение в общественно-политической жизни общества. Таким образом, новая ситуация ускорила то, чего руководители НДПА безрезультатно добивались более десяти лет.

В июне того же года H. М. Тараки и Б. Кармаль подписали «Заявление о единстве НДПА», согласившись воссоединить обе фракции на принципе равного представительства халькистов и парчамистов в руководящих органах партии. В состав нового ЦК были избраны по 15 человек от каждой фракции. Генеральным секретарем стал Тараки, а Кармаля избрали одним из трех секретарей ЦК. Важно отметить, что стало с Амином. По вопросу о его избрании в Политбюро, на чем настаивал генсек, на объединительном заседании возникли ожесточенные споры. Даже сами халькисты выступили против этого. После жарких дебатов Амин остался только членом ЦК.

Тогда же было принято решение разработать план действий по свержению режима М. Дауда. По некоторым источникам численность партии к началу 1978 года выросла до 20 тысяч человек, причем около трех тысяч (включая сочувствующих) было в рядах вооруженных сил.

17 апреля 1978 года. Еще одно ключевое событие: в этот день агентами службы безопасности был убит видный парчамист Мир Акбар Хайбар, что вызвало взрыв негодования прогрессивных кругов в афганской столице. Многотысячная толпа, выплеснувшись на кабульские улицы, в течение трех дней скандировала антиправительственные лозунги. Президент Дауд после консультаций с членами кабинета и конфиденциальных встреч с послом США решает пойти на крутые меры по разгрому НДПА. В ночь с 25 на 26 апреля он приказывает арестовать всех видных руководителей партии — в том числе Тараки, Кармаля и других.

27 апреля образованный Военный революционный совет во главе с начальником штаба ВВС и ПВО полковником А. Кадыром объявил о начале национально-демократической революции. Арестованные руководители партии были освобождены восставшими. К центру Кабула, ведомые революционно настроенными офицерами, двинулись танковые колонны из расположенных в предместьях воинских частей.

На Западе едва ли не сразу после апрельского переворота стали раздаваться обвинения в адрес Советского Союза: дескать, нити случившегося в Кабуле заговора тянутся в Кремль. Схема упреков была стандартной: Советы, руководствуясь своим широко разрекламированным принципом пролетарского интернационализма, создали в Кабуле «гнездо коммунистов», снабдили заговорщиков деньгами, оружием и подтолкнули их к свержению законной власти.

Широкая пропагандистская кампания с использованием подобных стереотипов была развернута буквально через несколько дней после смены вывесок в кабульских кабинетах. Так, популярный американский журнал «Тайм» в начале мая 1978 года опубликовал корреспонденцию из Афганистана под весьма показательным заголовком: «Вслед за переворотом: Маркс и Аллах». Все содержание этой небольшой публикации было призвано убедить читателя в том, что случившееся в Кабуле — дело рук СССР. Вот типичный образец аргументации «Тайма»: «Москва стала первой столицей, признавшей режим Тараки. Советы, имеющие протяженную границу с Афганистаном, были явно довольны». В короткой 150-строчной статье трижды как бы ненароком упомянуто слово «советский», трижды — «коммунистический», дважды — «Москва». Читатель, даже бегло пробегающий глазами текст, уже на подсознательном уровне воспринимал апрельские события с антисоветских позиций.

Но, быть может, американцы писали правду? Работая над этой книгой, мы, ее авторы, договорились между собой ничего не брать на веру, проверять и перепроверять все факты. Была ли революция экспортирована из-за Амударьи? Или поставим вопрос по-другому: когда же наши руководители перешли ту грань, за которой кончаются обычные добрососедские отношения двух суверенных государств и начинается вмешательство во внутренние дела? Мы встречались с ветеранами НДПА, дипломатами, военными, работниками госбезопасности, изучали документы, внимательно анализировали зарубежные источники.

В итоге пришли к выводу: ни о каком экспорте революции речи быть не может. Более того, судя по словам многих людей, событие, случившееся 27–28 апреля, было полной неожиданностью для руководства советского посольства в Кабуле, что впоследствии некоторые наши журналисты и эксперты использовали как повод обвинить тогдашнего посла А. М. Пузанова в незнании реальной обстановки (а что если бы знал и заранее доложил в Москву? Назвали бы «вмешательством»?). Сам Пузанов рассказывал нам о том, что с руководителями НДПА Тараки, Кармалем, Амином познакомился лишь после захвата ими власти. «До этого всякие встречи у нас были исключены, — пояснил посол. — Мы не имели права давать хоть малейшие основания для обвинений в инспирировании антиправительственной деятельности».

Но ведь в Афганистане задолго до революции действовал еще один многочисленный отряд советских граждан, и каких! Около 300 наших офицеров были советниками в афганских вооруженных силах в середине 70-х годов. Может, на них возложила Москва обязанность раздуть пламя борьбы против режима? Интересный разговор по этому поводу состоялся у нас с генерал-лейтенантом в отставке Л. Н. Гореловым, который с 1975 по 1979 год возглавлял военный советнический аппарат в Афганистане.

По словам Льва Николаевича, никаких контактов с подпольными партийными организациями у его офицеров не было и быть не могло. Более того, большинство советников пребывало в неведении относительно самого существования Народно-демократической партии. Зато отношения с Дауд-ханом у руководства советнической миссии складывались самым превосходным образом.

«Если хоть один волос упадет с головы советского офицера, виновный поплатится своей жизнью», — говаривал афганский президент. По словам Горелова, до декабря 79-го офицеры передвигались по Афганистану без охраны, безоружными и всюду встречали радушный прием.