Олег Лемехов - Перебежчики. Заочно расстреляны

«Дорогие Таня и Алик!

Мне очень тяжело. Я очень хочу жить, но это невозможно. Я люблю вас, мои единственные. Мне трудно писать, но подумайте обо мне, и вы поймете, что я должен сделать с собой. Таня, не говори сейчас Алику, что случилось с его отцом. Так будет лучше для него. Надеюсь, со временем ты откроешь ему правду…

Прости, тяжело писать. Береги «его, будь ему хорошей матерью, живите дружно, не ссорьтесь… Добрые люди помогут вам — но только не враги! Моя вина очень велика.

Обнимаю вас обоих.

Внизу была приписка:

«Я написал это вчера на ферме Добертова. В Нью-Йорке у меня не было сил писать. В Вашингтоне у меня не было никаких дел. Я приехал к Добертову, потому что нигде больше не мог достать оружие».

Вторая записка была адресована адвокату Кривицкого и написана по-английски:

«Дорогой м-р Валдман, моя жена и сын будут нуждаться в Вашей помощи. Пожалуйста, сделайте для них все, что можете.

P.S. Я побывал в Виргинии, т. к. знал, что там я смогу достать пистолет. Если у моих друзей будут неприятности, помогите им, пожалуйста. Они хорошие люди. Зачем мне понадобился пистолет, им неизвестно».

Третья записка, на немецком языке, была обращена к Сюзанне Лафолетт, либеральной писательнице и другу Кривицкого:

«Дорогая Сюзанна,

полагаю, у тебя все в порядке. Умирая, я надеюсь, что ты поможешь Тане и моему бедному мальчику. Ты была верным другом.

Несмотря на то, что на пистолете не были обнаружены отпечатки пальцев Кривицкого, а вышедшая из головы пуля не найдена, следствие пришло к выводу, что имело место самоубийство. Напротив, большинство западных исследователей считают, что Кривицкий был убит советскими агентами, и при этом называют имена двух его голландских сотрудников — журналиста Г. Брусса и его секретарши Магдалены Иоганны Веркер. Так ли это было на самом деле, можно будет установить после того, как у историков появится возможность работать с архивами НКВД-КГБ.

Другим высокопоставленным сотрудником советской разведки, бежавшим на Запад в 1937 году, стал А.Г. Бармин.

Александр Григорьевич Графф, более известный под фамилией Бармин, родился 16 августа 1899 года под Киевом. Его отец, учитель-немец, вскоре после рождения сына оставил семью, и молодой Саша воспитывался матерью, украинской крестьянкой. В 1915 году она вышла замуж вторично, после чего Бармин, у которого не сложились отношения с отчимом, был вынужден уйти из дому.

Гражданская война и оккупация Украины немцами круто изменили жизнь Бармина. В 1919 году он вступает в компартию Украины, а вслед за этим записывается добровольцем в Красную Армию. В дальнейшем он принимал участие в деникинской и польской кампаниях, а в октябре 1920 года был рекомендован Реввоенсоветом 16-й армии в Военную академию.

Окончив восточное отделение академии, Бармин в 1921 году был откомандирован в распоряжение Разведупра РККА. Его первая командировка в 1921 году по линии военной разведки была в Бухару, где он одновременно выполнял и задания НКВД. В дальнейшем он успешно работал во многих странах под дипломатическим прикрытием: в 1923–1925 годах — генеральным консулом в Персии, с 1925 по 1931 год — главным директором экспорта из Франции и Италии в системе Наркомвнешторга, в 1932 году — официальным представителем СССР в Бельгии и Польше, а в 1935 году был назначен резидентом Разведупра в Афинах, официально занимая должность поверенного в делах советского посольства. Об успешной деятельности Бармина на разведывательном поприще говорит тот факт, что его фамилия фигурирует среди семи лучших советских разведчиков в докладе, представленном Сталину начальником ИНО ОГПУ и одновременно заместителем начальника Разведупра РККА А.Х. Артузовым.

Но в 1937 году над ним, как и над многими другими старыми сотрудниками разведки, стали сгущаться тучи. Узнав о бегстве Рейсса, с которым был хорошо знаком, Бармин не стал дожидаться вызова в Москву и допроса о связях с невозвращенцем, и в июле 1937 года покинул свой пост в Греции. Обосновавшись во Франции, он громко заявил о своем несогласии с проводимой в СССР политикой. Первое время он активно сотрудничал с троцкистами и опубликовал книгу под несколько странным названием «Записки советского дипломата».

Но в 1939 году, не желая более рисковать жизнью, Бармин отходит от троцкистов и переезжает в США, где вскоре получает американское гражданство. За океаном он начинает сотрудничать с американскими спецслужбами. В годы Второй мировой войны он находился на службе в военной разведке, а потом в Управлении стратегических служб. После войны Бармин в числе очень немногих перебежчиков сделал успешную карьеру в ЦРУ, а потом возглавлял русский отдел «Голоса Америки». С 1964 по 1972 год он работал в Информационном агентстве США (ЮСИА), где за успешную службу был награжден тремя наградами этого ведомства. Умер Бармин 25 декабря 1987 года.

В отличие от Рейсса, Кривицкого и Бармина, через прессу заявивших о своих политических убеждениях сразу же после побега, нелегальный резидент НКВД в Швейцарии Максим Штейнберг, принявший в конце 1937 года решение не возвращаться в Москву, не афишировал свой выбор. Более того, в письме своему бывшему начальству, написанном в 1938 году, он заявил, что по-прежнему предан партии и Советской власти, но боится возвращаться в Москву, так как опасается чисток в НКВД. Кроме того, в августе 1939 года через сотрудника НКВД Л. Василевского он помог нелегалу ИНО Н. Эйтингону получить американскую визу для въезда в США, чем немало способствовал успешному проведению операции по убийству Л. Троцкого. Вот что вспоминает по этому поводу П.А. Судоплатов:

«Василевский послал для встречи с ним в Лозанну офицера-связника, нашего нелегала Тахчианова. Его подстраховывал другой нелегал, Алахвердов. Во время встречи Штейнберг готов был застрелить связника, боясь, что это убийца. В конце концов он согласился устроить визу для сирийского еврея: он не узнал Эйтингона на фотографии в паспорте — тот отрастил усы и изменил прическу. Через неделю Штейнберг достал визу, и наш посланец вернулся с ней в Париж».

Но, отказавшись вернуться в СССР в конце тридцатых годов, Штейнберг после смерти Сталина поверил обещанной ему амнистии и вместе с женой Эльзой приехал в Москву. Там он был немедленно арестован по обвинению в государственной измене. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к пятнадцати, а его жену Эльзу — к десяти годам тюремного заключения. При этом в его приговоре фигурировала весьма любопытная формулировка: суд не считает необходимым применить к нему за измену Родине высшую меру наказания в связи с тем, что его действия не нанесли реального ущерба государству и он возвратил денежные средства, выделенные ему на оперативные цели в 1937 году.