В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания

Подводя в специальном приказе итоги наступательной операции, Военный совет OOP объявил благодарность всему личному составу участвовавших в ней частей и кораблей. Особо отличившиеся представлялись к правительственным наградам.

Осажденная Одесса уже зарекомендовала себя неприступной крепостью. Теперь мы доказали, что можем отсюда и наступать.

Тогда мы еще не знали, что очень скоро, через восемь дней, получим решение Ставки, предписывающее оставить Одессу и эвакуировать армию в Крым, над которым нависала угроза захвата фашистскими полчищами, уже вышедшими к Перекопу.

Быть может, потому, что напряженная борьба с врагом на одесском плацдарме в какой‑то мере заслоняла для нас события, происходящие на других фронтах, это решение оказалвсь для нас ошеломляюще неожиданным. В такой степени неожиданным, что среди членов Военного совета возникли в первый момент даже разногласия относительно того, как к нему отнестись. Г. В. Жуков, И. И. Азаров и А. Г. Колыбанов считали тогда нужным доказывать Верховному Главнокомандованию целесообразность дальнейшей обороны Одессы. Лично я, как и Г. П. Софронов, был убежден, что нам следует, сколь это ни тяжело, немедленно приступать к эвакуации.

Ставка, узнав о споре, имевшем место в Военном совете, потребовала выполнять директиву об оставлении Одессы. Но к этому времени разногласий уже не было: все поняли, что уход отсюда армии неизбежен — надо отстаивать Крым…

5 октября отбыл из Одессы тяжело заболевший генерал–лейтенант Г. П. Софронов. Расставаться с Георгием Павловичем в такой момент мне было особенно тяжело. Но командовать армией он был не в состоянии. Назначать преемника Софронову пришлось нам самим — ждать, пока решат вопрос о новом командарме наверху, не было возможности. Военный совет единодушно пришел к выводу, что возглавить армию должен командир 25–й Чапаевской дивизии генерал–майор Иван Ефимович Петров.

Ему пришлось прежде всего решать вопрос о том, как организовать вывод войск из боя и эвакуацию армии. К тому времени у работников оперативного отдела штаба уже возникала мысль: нельзя ли отвести войска с рубежей обороны не последовательно, как предполагалось до сих пор, а все сразу? И. Е. Петров одобрил эту идею. Я его в этом поддержал. Штабу было приказано переработать план эвакуации. Военный совет OOP утвердил новый план, в основу которого был положен уход из Одессы всех войск одновременно.

Непосредственно в боевых порядках насчитывалось около 50 тысяч человек. Всем им предстояло в одну ночь — на 16 октября — погрузиться на транспорты вместе с оружием и отбыть из Одессы. Флот обеспечивал необходимое количество транспортов и кораблей. Штаб армии подсчитал, что для перехода частей и подразделений с самых удаленных от порта позиций потребуется три часа. Мы надеялись, что намеченный план удастся осуществить, если противник его не раскроет. Поэтому все подготовительные мероприятия проводились в большой тайне.

С 16 часов 15 октября Военный совет OOP находился на борту крейсера «Червона Украина». Через каждый час мы получали доклады о ходе выполнения плана. Все шло хорошо. В 22 часа, как и было предусмотрено, начали погрузку на корабли главные силы армии. Ровно в полночь оставили позиции батальоны прикрытия. Небольшое отступление от графика произошло лишь в самом конце: последние суда отошли от одесских причалов не в 5.00, а в 5 часов 30 минут 16 октября.

По просьбе Военного совета командиры партизанских отрядов, остававшихся в районе Одессы, вели огонь с оставленных нами позиций, мешая противнику заметить отсутствие армии. Партизаны справились с этим заданием отлично. Они обозначали армию и днем 16 октября, а также в ночь на 17–е. Лишь во второй половине дня 17 октября противник осмелился вступить в Одессу.

В это время Приморская армия, готовая к новым боям, находилась уже на Крымском полуострове.

Участников обороны Одессы иногда спрашивают: чем же все‑таки объяснить, что враг, продолжавший в других местах наступать, под Одессой был остановлен? Случайно это произошло или тут действовала какая‑то закономерность?

Мне кажется, рассказанное мною объясняет, что случайно это произойти не могло.

Хочу еще добавить: Приморская армия, и прежде всего ее руководящие кадры, равно как и одесские моряки, а также партийный и советский актив города были предупреждены, что, вероятно, предстоит обороняться на изолированном плацдарме. Это предупреждение имело очень, большое значение, должным образом настраивая людей, заставляя их проникнуться величайшей ответственностью.

И еще надо особо подчеркнуть вот что: под Одессой сложилось исключительно крепкое и тесное боевое содружество сухопутных частей с военными моряками, которое явилось могучей, непреодолимой для врага силой.

Теперь, когда прошло уже более четверти века, порой начинает казаться, что вроде и трудностей‑то особых не было и все шло так, как и должно было идти… Но нет, трудно было очень, особенно вначале, когда решалось главное — сможем ли остановить врага.

Трудности и тяготы Одесской обороны преодолели советские люди, воспитанные Коммунистической партией, ею руководимые. Это и сделало возможным общий массовый подвиг, совершенный воинами нашей армии, моряками флота и жителями мирного советского города.

Ночью во втором часу, меня вызвали в штаб дивизии.

— Кажется, война, Василий Павлович, — негромко произнес уже находившийся там начальник штаба Михаил Степанович Соколов, когда я появился на пороге его рабочей комнаты.

На столе перед полковником была развернута карта пограничного района. Начштаба уже успел нанести на нее первые знаки обстановки.

— Эх, широка ты, матушка граница! — вздохнул он, поворачиваясь к карте. — Один наш участок — по Пруту от Петрешти до Леово — сто пятнадцать километров. В сущности, полоса для целой армии…

В дивизии я был человеком новым — всего полтора месяца, как, окончив Военную академию имени М. В. Фрунзе, прибыл сюда на должность начальника оперативного отделения штаба. Но я уже привык к неизменной уравновешенности Соколова, к его умению решать вопросы быстро, а распоряжения отдавать неторопливо. Таким оставался начштаба и в этот тревожный, час.

— Товарищ капитан, связывайтесь с частями, — перешел Михаил Степанович к делу. И продолжал таким тоном, будто диктовал мне академическое задание:

— Выслать представителя штаба в девяностый полк и вернуть его к границе… Проверить, как вышли по боевой тревоге на свои участки двести сорок первый и сто шестьдесят первый… Выделить группу командиров для оборудования КП в районе Лапушны…