В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания

Ночью я был отправлен самолетом на Кубань и оказался в госпитале в станице Кущевская.

Последним командиром 25–й Чапаевской дивизии в боях за Севастополь стал наш начарт полковник Фрол Фалькович Гроссман. Он и его люди сражались до конца.

Отправляемся в Севастополь, Евгений Варфоломеевич. На сборы и погрузку в эшелон — три дня…

Такими словами встретил меня ночью 20 декабря 1941 года генерал–майор инженерных войск Иван Павлович Галицкий, за полчаса до того приказавший по телефону немедленно к нему явиться.

И. П. Галицкий был в то время начальником штаба Инженерных войск Красной Армии. Он же возглавлял так называемую ОГИЗ — Оперативную группу инженерных заграждений, созданную по решению Ставки, когда враг подступал к Москве. В разгар работ на оборонительных рубежах под столицей в распоряжении группы находилось до восьми инженерных батальонов. А ее основным, «инструкторским», составом были 50 курсантов выпускного курса Московского военно–инженерного училища и десять слушателей курсов усовершенствования комсостава инженерных войск. Я с момента создания группы являлся начальником ее штаба.

Иван Павлович сообщил, что ему только что звонили из наркомата обороны. Под Севастополем сложилась чрезвычайно тяжелая обстановка, и решено перебросить нас туда для создания инженерных заграждений. «Срочно получайте все необходимое для работы, — сказали ему, — берите своих курсантов — и в путь!»

Несколько часов спустя о новой боевой задаче было объявлено перед строем группы. Курсанты встретили это известие с энтузиазмом. Под Москвой группа свое дело сделала, да и вообще обстановка под столицей уже коренным образом изменилась к лучшему. И каждый считал для себя честью ехать в Севастополь, судьба которого волновала в те дни всех.

Закипела горячая работа. Наши заявки удовлетворялись немедленно и безотказно. А получить требовалось многое: мы знали, что запасы севастопольских складов исчерпаны, и надо почти все везти с собой.

В специальный эшелон были погружены 20 тысяч противотанковых и 25 тысяч противопехотных мин, 200 тонн взрывчатого вещества. Утром 24 декабря наш состав отбыл с подмосковной станции Митьково в Новороссийск.

«Огненный эшелон» шел с редкой для того времени скоростью. Его путь пролегал местами всего в 30–40 километрах от линии фронта, и железнодорожники делали все от них зависящее, чтобы мы нигде не задерживались. Они понимали: попади такой состав под бомбежку— и все вокруг превратится в дымящиеся развалины.

В Новороссийске нас уже ждал крейсер. Приняв на борт груз эшелона, он в канун нового, 1942 года вышел в море. Рано утром 1 января корабль входил в Южную бухту осажденного врагом Севастополя.

Он предстал перед нами в грозном величии города–воина: фронт обороны четко очерчивала огневая дуга орудийных вспышек, разноцветных ракет и светящихся трасс пуль и снарядов. Всю эту картину можно было окинуть одним взглядом. И это давало наглядное представление о том, как плотно охватил враг город с трех сторон. А с четвертой лежало море… В предрассветном сумраке проплыла мимо чудом уцелевшая белая колоннада Графской пристани.

Как только крейсер ошвартовался, офицер из штаба Приморской армии, представившись генералу Галицкому, доложил, что на причале ожидает машина. Такая четкость и внимание приятно поразили нас. И конечно, мы были бы поражены еще больше, если бы уже знали, что только минувшей ночью, в те самые часы, когда мы приближались к Севастополю, был окончательно отбит второй штурм города, длившийся целых две недели.

Не скрою —я, как, наверно, и все мы, в большом волнении сходил по корабельному трапу на севастопольскую землю. Вот он, город славы русских солдат и матросов, город, где подвиги его нынешних защитников перекликаются с воспоминаниями о первой Севастопольской обороне! А среди ее героев были и мои собратья по оружию — искусные инженеры–фортификаторы, мастера минноподрывного дела…

Где‑то в стороне падали снаряды. Мы поехали по совершенно безлюдным в тот час улицам. Здания, разрушенные бомбежками и обстрелом, чередовались с почти невредимыми. На фоне светлеющего неба четко вырисовывался купол бывшего Владимирского собора— усыпальницы адмиралов Нахимова, Корнилова, Истомина, Лазарева. Как и все в Севастополе, связанное с обороной его в прошлом веке, этот памятник приобретал теперь особый, глубоко символический смысл.

Час спустя Галицкий и я были у командующего Приморской армией генерал–майора И. Е. Петрова.

Тогда мне было известно о нем немногое. Я знал, что он участвовал в боях с басмачами, а в последнее время перед Отечественной войной был начальником пехотного училища в Ташкенте. С начала войны командовал одной из дивизий, оборонявших Одессу, и там же вступил в командование армией, которая потом сражалась у Перекопа, а теперь защищала вместе с моряками Севастополь.

Почему‑то Иван Ефимович Петров представлялся мне человеком суровым, жестким, излишне резким и очень немногословным. Все это казалось естественным— он много пережил, очень тяжелая задача легла на его плечи сейчас. Но такие представления мгновенно развеялись, когда на командном пункте Приморской армии навстречу нам вышел худощавый генерал в пенсне. Он приветствовал нас широким радушным жестом русского хлебосольного хозяина, встречающего старых добрых знакомых:

— Добро пожаловать! Поджидаю, давно поджидаю. Прошу ко мне в кабинет.

Кабинет командарма оказался небольшой скромной комнатой. Слева — стол с развернутой картой обороны Севастополя. Тут же — батарея телефонов. В углу походная кровать с тумбочкой у изголовья, и на ней еще один телефон. Сразу понятно: здесь генерал и работает, и живет, здесь проводит, не удаляясь от аппаратов, связывающих его с дивизиями и бригадами, короткие часы своего весьма относительного отдыха.

Мы сели у стола с картой, и Иван Ефимович, сразу обнаружив глубокое знание военно–инженерного искусства, заговорил о том, как представляется ему система противотанковых и противопехотных заграждений перед передним краем обороны, система, которая пока существовала лишь в зародыше.

В составе войск Севастопольского оборонительного района кроме отдельного инженерного батальона Черноморского флота были два армейских инженерных батальона, а также саперные и специальные военно–строительные подразделения. Но свои запасы мин Приморская армия израсходовала еще в Одессе. А того, что нашлось в Севастополе, едва хватило, чтобы заминировать самые танкоопасные направления — вдоль Симферопольского и Ялтинского шоссе.