Лев Лурье - Ленинградский фронт

Мерецков приказал частям корпуса Гагена пробить оборону противника и уже к вечеру 1 сентября выйти к Неве у поселка Анненское. Наступление поддерживала 98-я танковая бригада.

Бойцы 4-го корпуса, прокладывая гати через непроходимое Большое болото, при поддержке танков продвинулись вперед, до реки Мойки.

До Невы осталось всего 5–6 километров, но немецкая артиллерия практически не давала возможности поднять голову нашим солдатам. Наша же артиллерия допускала просчет за просчетом: били по площадям, а не по огневым точкам противника. Порой случались и совсем досадные ошибки. Так, в 259-ю дивизию были доставлены снаряды. Но они не годились по калибру к дивизионным пушкам. И пехоте пришлось идти в атаку без артподдержки и без гранат, которые вообще забыли подвезти.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Белокров Георгий

С Невского пятачка нашу дивизию отправили в Колпино. Наша дивизия только в наступлении была, в обороне не стояла. Из Колпина отправили брать Поповку, Красный Бор, деревню Мишкино — там мы долго простояли. Потом нас стали готовить для Синявинской операции, примерно в июле туда отправили. Народу было — уйма. Стоять и двигаться тяжело — там ведь одни болота. Меня ранило в ногу осколком и контузило, успел только подумать: ну, искалечило. Мы все время на фронте боялись, что искалечит. Думали: пусть ранит, убьет, но только бы не остаться калекой. Я сознание потерял. Когда очнулся — на спине лежу. Зрение появилось, а руками больше двух месяцев не мог владеть. И нога перебита. Ну, я и лежал в госпитале.

У нас вооружение было — только «катюши» и пушки, можно сказать, такие же, как и у противника, но у немцев их было больше. И самолетов больше, чем у нас вначале. Наши У-2 были деревянными, и немцы кричали: «Русь, слезай с бревна! А то я тебя сейчас собью». У них автоматов было много, а у нас вообще не было. Только в 1943-м «Дегтярев» появился, потом ППШ.

Канашин Иван

Я был наводчиком орудия. Жили мы в противотанковом рве. Ров глубокий, и в нем вырыли землянки. Началось наступление, чтобы прорвать блокаду, но оно захлебнулось. Ленинградский фронт был не достаточно вооружен, чтобы противостоять немцам. Правда, и немцам, ценой собственной жизни, мы не давали ходу вперед. Там были для меня самые тяжелые бои. Мало осталось в живых из тех, кто участвовал в этих сражениях. Нас все время снарядами бомбили, минами, из минометов и пулеметов круглые сутки били. Я был ранен в живот, и меня отправили в госпиталь.

Мохов Ростислав

Мы стояли на Волхове, там такие чудесные места есть, была деревня Оломна, и речка Оломна, — замечательные названия. Неожиданно по тревоге нас подняли и перебросили в район Мги. И тут началось наступление. У нас мало танков было, всего 4 КВ и штук 12–15 Т-34. Перед нами стояла задача прорваться около деревни Гайтолово и выйти к Неве, а там со стороны Невского плацдарма должны были выйти ленинградские войска, мы соединимся, и будет деблокада города. Операция началась очень успешно. Прошли, наверно, километров 5–6 в глубину. Была чудесная погода, конец августа — начало сентября, солнце, тепло, и примерно на пятый-шестой день утром появились немецкие «юнкерсы», и началась бомбежка. Мы оказались отрезаны. То есть там, где мы прорвались, немцы сомкнули кольцо. Но у немцев тоже сил было немного. Днем они разбомбят, а ночью наши войдут, и примерно дней 10–12 продолжалось так: то мы, то они, то в окружении, то нет.

Непоклонов Константин

В сентябре 1942-го началась очередная попытка прорвать блокаду Ленинграда. Мы вели бои в районе устья речки Черная, но не дошли до Ленинградского фронта километров 5–10, нас немцы остановили. Меня ранило в затылок — касательное пулевое ранение, как будто бы дерево сверху свалилось. Меня направили лечиться в Череповец, и потом через Ладогу переправили на Ленинградский фронт. Сначала я был в госпитале выздоравливающих, а потом на улице Воинова (сейчас она Шпалерная), в резерве офицерского состава.

Туда прибыл набирать пополнение генерал-майор Краснов, командир 45-й гвардейской дивизии [30] 45-я гвардейская стрелковая дивизия участвовала в Советско-финской войне (1939–1940). В январе 1943 года в составе дивизий первого эшелона 67-й армии Ленинградского фронта участвовала в операции по прорыву блокады «Искра», вела наступление с Невского плацдарма. Весной 1943 года вместе с 63-й и 64-й гвардейскими стрелковыми дивизиями вошла в состав 30-го гвардейского стрелкового корпуса (командир корпуса Н. П. Симоняк). . Ввиду того, что я был гвардеец, он меня, видимо и пригласил. Я доложил: «Гвардии лейтенант Непоклонов, явился в ваше распоряжение». Он так посмотрел, сейчас даже вижу его лицо: «Как это „гвардии“, а где же ваши усы?» Я не растерялся и говорю: «Товарищ генерал-майор, вырастут усы». Взял меня командиром пулеметной роты 57-го гвардейского пулеметного батальона 45-й гвардейской дивизии.

Самохвалова Татьяна

Комбатом у нас был кадровый офицер Костяков Михаил Васильевич. Однажды, в период августовской операции я слышу, комбат говорит комиссару: «Пойдем, сходим на передний край, потому что завтра-послезавтра будем наступать». Я взяла сумку и пошла за ними тихонько, — меня не брали на передний край. Идти было очень тяжело, потому что проваливались в болото по колено. Вдруг, летят самолеты! Как сейчас помню, 27 самолетов. И начали они бомбы сбрасывать. Страшно! Бомбы летели прямо на нас. Комбат схватил меня за шиворот и прижал к земле. Верите — не верите, но я по сей день помню жужжание торфа. Сколько выбросили! Я видела эти бомбы с человеческий рост. И ни одна не взорвалась. Все ушли в болото. Поэтому мы и остались живы. Когда бомба падала недалеко от нас, в земле происходило жужжание, даже слышали, как бомба крутится где-то в земле глубоко-глубоко. И, к нашему счастью, не попалось ни одного камушка, чтобы бомба взорвалась. Когда кончилась бомбежка, мы начали вставать. Я очутилась от комбата метрах в двадцати. Комиссар был впереди. Когда я встала и увидела комбата, начала истерически хохотать. И он смеется. Потом комбат мне и говорит: «А ты посмотри на себя, чего ты смеешься». Мы были, как поросята, все во мху.

Привели мы себя в порядок. Комбат с комиссаром посоветовались и решили дальше не идти, а вернуться на КП. Когда мы возвратились, наша землянка в три наката бревен была разбита. Там находились повара и дежурные, 15 человек, все были мертвыми. Все было разбито, искорежено. И в штаб дивизии попало, там тоже многих убило, были и раненые. Мы стали вытаскивать ребят. Положили их в ряд. Комбат говорит: «Все, Татьянка, доставай документы и говори. А я буду писать». Все были мертвые, теплые. Потом пошли хоронить. А ночью снова был налет, и меня ранило сильно.