Георгий Куманёв - Говорят сталинские наркомы

Выслушав терпеливо и до конца Булганина, Сталин немного смягчился и потребовал от руководства фронта: «Не теряйте ни секунды… во что бы то ни стало выведите войска из окружения».

Вошел Молотов. Сталин, повесив трубку, сказал:

— Может быть, еще удастся спасти войска… Гитлер изображает себя в положении нетерпеливой охотничьей собаки, настигнувшей дичь и теперь ждущей, наконец, момента, когда раздастся заветный выстрел. Однако желанного результата фюрер не получит!

Молотов, нахмурив брови, так выразительно посмотрел на меня, что я сразу понял: мне нужно уходить. И я вышел из кабинета…

Поздней ночью 4 октября я позвонил К. Е. Ворошилову, чтобы дать ему на голосование два проекта решения правительства. Когда послышался в трубке голос Климента Ефремовича, я попросил разрешения зайти всего лишь на три минуты с тем, чтобы получить его согласие по двум проектам.

— Ох, — вздохнул Ворошилов, — до того ли сейчас…

— Тогда я обращусь позже.

— Нет… лучше уж заходите сейчас, у меня есть еще немного времени.

Когда я вошел в кабинет маршала, сразу же по лицу Ворошилова заметил, как он сильно взволнован.

— Вы ведь знаете, какая у нас беда?

— Знаю, немцы окружили несколько наших армий.

Ворошилов некоторое время молчал, потом посмотрел на часы.

— Через несколько часов едем с Молотовым на Западный фронт. Будем пытаться спасти положение, а главное — человеческие жизни. Очень сильно и болезненно переживает это событие товарищ Сталин. Да и мы, конечно, тоже. Но я еще не видел товарища Сталина в таком состоянии, в каком он находился, когда узнал о происшедшей катастрофе. Он был потрясен, гневен, крайне возбужден. Долго ходил по кабинету, потом подходил к «вертушке», спрашивал начальника Генерального штаба и задавал один и тот же вопрос: «Установили связь с командующим?» В ответ слышал: «Еще нет». «Что вы там сидите сложа руки!» — говорил он с большим возмущением.

Волнение и гнев мне понятны, — добавил Ворошилов, — окружение такой многочисленной группировки — это очень тяжкий удар. Но как бы не была тяжела потеря, она не сломила товарища Сталина. Создавшаяся ситуация побуждает его к решительным действиям. Враг спешит до наступления зимы разделаться с Москвой. Но наша партия, наш народ, товарищ Сталин не допустят этого».

Г. А. Куманев: Собирался ли И. В. Сталин в тяжелые октябрьские дни сорок первого года эвакуироваться из Москвы? В постановлении ГКО от 15 октября 1941 г. за № 801 «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы», которое мне в начале 60‑х годов удалось обнаружить в Кремлевском архиве, прямо говорилось, что «т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке». В последнее время появились некоторые публикации, где поддерживается версия о намерении Сталина покинуть в те дни столицу.

Я. Е. Чадаев: Это не ответствует действительности. Хорошо помню, как в середине октября накануне эвакуации в Куйбышев части Совнаркома и Управления делами я зашел в комнату охраны, где находился генерал Н. С. Власик, чтобы попрощаться с ним. К этому времени мы были хорошо знакомы друг с другом, часто встречались семьями.

Начальник охраны Сталина с огорчением воспринял весть о моем отъезде.

— Но, ничего, — сказал он, — скоро вернетесь.

— Да. я в этом уверен.

— Уверен в этом и товарищ Сталин.

— А не было разговора о том, что и он на крайний случай временно переберется к нам в Куйбышев?

— Я знаю, — сказал Власик, — был разговор на эту тему между Сталиным и Ждановым. «Хозяин» твердо и решительно заявил, что не может быть и речи об этом: он остается на своем посту в Москве. Но мы все–таки на всякий крайний случай сейчас сформировали специальный небольшой поезд, который уже находится в полной готовности к отбытию.

— Товарищ Сталин, конечно, о нем не знает? — спросил я.

— Пока не знает, но, может быть, сегодня или завтра узнает.

В последующем Вознесенский, Калинин, Поскребышев и некоторые другие руководящие работники мне подтвердили, что Сталин действительно не собирался эвакуироваться куда–либо из Москвы.

В послевоенные годы по данному вопросу автор прочитал в книге писателя Петра Проскурина «Имя твое» следующие строки:

«Ему (Сталину) вспомнилось состоявшееся в осень сорок первого решение о необходимости его немедленного отъезда из Москвы в Куйбышев и в памяти четко возникло утро девятнадцатого октября, Рогожско — Симоновский тупик, спецпоезд, пустынная платформа, торопливо ждавшие пришедшие его провожать товарищи.

… Никто не видел его лица; дойдя до края платформы своим неспешным характерным шагом, он, не говоря никому ни слова, круто повернулся, горбясь больше обычного, прошел к своей машине, сел в нее и уехал назад».

При встрече с В. М. Молотовым я рассказал ему об этой публикации и спросил, был ли действительно такой случай? Молотов ответил отрицательно, заметив при этом, что Петр Проскурин, — видимо, писатель с богатой фантазией.

Г. А. Куманев; Находясь в годы войны в должности управляющего делами Совнаркома СССР, Вы постоянно встречались не только со Сталиным, но и со многими государственными, политическими и военными деятелями, выполняли их поручения, выслушивали советы и мнения по различным вопросам и важные свидетельства. В связи с этим не могли бы Вы дать краткие характеристики хотя бы ряду руководящих лиц из ближайшего сталинского окружения?

Я. Е. Чадаев: Соратники Сталина, прежде всего из его ближайшего окружения, в своем большинстве были, несомненно, людьми инициативными, достаточно грамотными, опытными, политически подкованными не лишенными организаторских способностей, а некоторые из них — и большого таланта. По своему характеру, стилю работы и деловым качествам они заметно отличались друг от друга. Вместе с тем за их плечами была серьезная школа революционной борьбы и активного участия в социалистическом переустройстве общества. Работать рядом со Сталиным было и великой честью, и далеко не простым делом: часть из руководящих деятелей партии и государства, как известно, трагически закончила свой жизненный путь. Всегда не исключаемая при Сталине вероятность такого печального исхода превращала его соратников в послушных и преданных ему людей.

Замечу, правда, что большинство из них, глубоко уважая и искренне признавая выдающиеся способности своего вождя, искренно считали, что все его решения и действия были правильны и продиктованы лишь одним стремлением — укрепить Советское государство, добиться желаемых для нашего народа целей, а в годы Великой Отечественной войны скорее сокрушить ненавистного врага.

Ну а теперь перейду к моим небольшим и, может быть, субъективным оценкам некоторых соратников Сталина.