Ганс Шойфлер - Танковые асы вермахта

Наши танки творили чудеса. Они были в бою десять суток подряд без перерыва. Однако местность здесь не благоприятствовала боевым машинам, и это легко представить. Несмотря на все трудности, именно танки морально поддерживали нашу пехоту в самые трагические минуты. Иногда врагу противостояли только одни танки.

7 мая, 15:00. Погрузился отряд солдат из нашего батальона. Они ждали корабль на песчаном берегу со вчерашнего утра. Здесь осталось лишь 8 танковых экипажей. Все это добровольцы, в большинстве своем офицеры. 3 танка все еще находились в боеспособном состоянии.

5 потерявших ход танков мы оттащили тягачами на последнюю позицию и закопали в землю по самую башню. Был получен приказ использовать их в качестве неподвижных огневых точек. Штурмовое орудие с поврежденной опушкой мы превратили в командирскую бронемашину, поставив в него радиостанцию, поскольку наш полковой командирский танк – старый добрый Р-01 – был подбит противником во вчерашнем бою.

23:00. Иностранная радиостанция сообщила о безоговорочной капитуляции Германии. Для нас, находившихся здесь, это было худшим, что может случиться в сложившейся обстановке. Это означало, что все те, кто находятся сейчас в устье Вислы, попадут в плен к русским солдатам. Одна только мысль об этом, о том, что наши попытки держать здесь оборону абсолютно бесполезны, представлялась невыносимой. Да и кому эта мысль не приходила в голову в последние несколько недель? Но теперь она стала настолько реальной, что стоило снова задуматься об этом, как по спине пробегал холодок страха. Единственная слабая надежда, которая у нас оставалась, состояла в том, что в дивизии пока ничего не знали о капитуляции.

Мы строили планы, обсуждая это предположение, – мы еще не могли признать наше поражение в войне, – думая, что продолжим сражаться дальше [169].

8:00. 9 мая. Кроваво-красное солнце взошло над Балтикой. Оно безошибочно подтвердило, что немецкие военные корабли ушли в море, исчезнув без следа. А ведь они были для нас символами последней надежды.

Начинался чудесный майский день, но нас охватило отчаяние. Легкий ветерок с востока шевелил верхушки сосен, но он принес не свежесть весны, а запахи крови, смерти и разлагающихся трупов. Мы чувствовали себя брошенными, забытыми всем остальным миром. Песчаная коса за ночь почти полностью опустела. На передовой было тихо, подозрительно тихо. Судя по всему, русские берегли силы для празднования победы.

Поступил приказ отойти на заранее приготовленные позиции. Должен был остаться лишь небольшой плацдарм. Ожидались какие-то важные события. Позиции, на которых мы разместили 5 танков, не будут заняты нами. Боеспособные машины надлежало взорвать. Экипажи останутся лишь в 3 оставшихся целыми «Пантерах». Всем остальным солдатам приказано грузиться на корабли.

Я еще раз проверил все наше радиооборудование. В лесу загрохотали взрывы.

Это взрывали тягачи, пушки и всевозможные транспортные средства. Это был горький опыт. Всем хотелось поскорее выбраться отсюда, побыстрее покинуть этот «ведьмин котел». Это было всеобщее, всем понятное чувство.

14:00. Я получил приказ вместе со всеми остатками нашего разношерстного воинства немедленно отправиться в бухту. Наш бронетранспортер с рацией находился там. Радиостанция имела связь с паромами. Я сразу заметил, что там что-то не так. То, что я узнал, оказалось сущим кошмаром. Стоявшие там под парами корабли куда-то исчезли. Даже паромы, на которые нам приказали грузиться, были уже в открытом море. Они взяли курс на Германию. Кто-то сказал, что они отчалили, будучи наполовину пустыми. Но корабли все еще были видны, и сотни солдат на берегу терпеливо ждали эвакуации.

17:00. Новость, которая была у всех на устах на правах слуха, судя по всему, подтвердилась. С 23:01 сегодняшнего дня вступает в силу перемирие как результат безоговорочной капитуляции Германии. Об этом факте никто не говорил, но знание об этом было написано на лице каждого. Все понимали, что оказались в ловушке.

Там, далеко на востоке, мы защищали каждую пядь земли, проливали кровь, терпели жуткие невзгоды – как оказалось, напрасно. Перед нами маячило будущее, о котором мы даже не осмеливались думать.

Наша Родина, которую мы защищали – как нам казалось в нашей слепоте – даже на Волге, забыла про нас, списала нас со счетов. Здесь, держа оборону на передовой, мы дали возможность сотням тысяч беженцев эвакуироваться в тыл. Но для нас кораблей у Германии не оказалось. Скоро ловушка захлопнется – это вопрос уже самого скорого времени. До этого оставались считаные часы.

Никто не хотел оставаться там, где мы оказались. Именно такое желание было написано на наших разочарованных лицах.

Несмотря ни на что, возможно, это был последний раз в истории нашего народа, когда проявилась настоящая немецкая дисциплина. Верность солдатскому долгу и порядку, и прежде всего дух фронтового товарищества, которые сформировались в нас за шесть трудных лет войны. Хотя все те, кто стоял в бесконечной очереди на погрузку на берегу, знали, что всего два корабля, стоявшие на рейде, были последним шансом вернуться на родину, в бухте не возникло никаких беспорядков или паники. Лишь несколько возбужденных зенитчиков да небольшое количество эгоистичных солдат из числа обозной обслуги попытались пролезть без очереди. Однако их быстро угомонили локтями в бок без единого слова упрека.

Боевые подразделения 4-го разведывательного танкового батальона погрузились на последний паром. Мне удалось погрузить на него 28 моих людей. Я получил приказ эвакуироваться вместе с ними. Однако на берегу все еще оставался экипаж бронетранспортера с радиостанцией 2-й роты 79-го танкового разведывательного батальона, получивший задание держать оборону до самого конца. Вместе с ними мы участвовали во многих боевых операциях.

Командир разведывательного батальона, майор фон Гаупп, с которым нас связывал опыт многочисленных совместных боев, когда мы сражались бок о бок, напомнил мне, что пора наконец садиться на борт корабля. Я в нерешительности стоял на берегу. Затем вернулся к моему экипажу. Мне стало стыдно при одной мысли о том, что я мог оставить их тут, на песчаной косе, бросить на произвол судьбы. Мой верный механик-водитель возился с пулеметом. Глаза у него были влажные. Он дрогнувшим от волнения голосом сказал мне: «Я бы пристрелил тебя на корабле, если бы ты оставил нас здесь. Я бы не вынес такого разочарования».

17:20. Паром отплыл. Товарищи махали руками на прощание. Я смотрел на них, одновременно и с тяжелым, и с легким сердцем. Итак, родина, прощай! Свист в наушниках сделался пугающим. Поступило радиосообщение: «Уничтожить все транспортные средства и снаряжение. Безоговорочная капитуляция и прекращение огня начинается с 23:01. Вы освобождаетесь от воинской присяги… обязанности… Попытайтесь эвакуироваться любыми доступными способами… Отбой». «Отбой» был дан навсегда. Мертвая тишина в эфире. Слова были подобны ударам молотка. Ушла последняя баржа. Те, кто ждали на берегу, куда-то рассеялись. Мы остались одни у кромки воды.