Ганс Шойфлер - Танковые асы вермахта

Разумеется, все чудовищно преувеличивалось. В 18:00 поступила радиограмма: «Мост в Пропойске частично взорван, частично занят врагом». Всю дивизию оттянули назад. Но мы не могли отойти; в этом случае нам пришлось бы взорвать все наши небоеспособные танки. Мы подготовились к бою. Я издал приказы по батальонам.

Еще одно срочное сообщение из дивизии: «Когда будет готов 1-й батальон?» Как человек осмотрительный, я сказал, что через час. Его направляли – по обыкновению как можно скорее – прорываться к 12-му пехотному полку и вместе с ним вернуть мосты в Пропойске. И это уже во второй раз, только теперь в противоположном направлении!

Я посоветовал, чтобы 1-й батальон отправился туда немедленно и восстановил порядок; я предложил продолжить движение вперед. Мое предложение отклонили. Через полчаса Мейни (Мейнард фон Лаухерт) с 33 танками бодро направился к мосту. Ему пришлось пройти 55 километров. Через пару часов он взял мост, абсолютно целый и невредимый. Затем он вместе с пехотой произвел зачистку района.

Вопрос об отходе всей дивизии даже не ставился. Я полагал, что сначала необходимо было наступать на север, чтобы зачистить район, а затем, объединив усилия с киевской войсковой группировкой, замкнуть в котел и уничтожить русских к югу от нас. К сожалению, пехоте требовалось много времени для того, чтобы догнать нас и взять на себя наши задачи.

21 июля. Бои разгораются впереди и позади нас в течение всего дня. Наш фронт растянулся на 50 километров. Русским стоило только нанести нам удар с обеих сторон, и нам конец. Но атаковали мы. Именно это нас и спасало, но также вело к значительным потерям. Мы не могли стать вездесущими. Где бы мы ни появлялись – везде были русские, и сражались отчаянно. Кроме того, они пытались вырваться из котла. В 120 километрах позади нас русские танки разгромили наш ремонтный взвод. К счастью, никто из военнослужащих ранен не был.

Лаухерт со своим батальоном вновь сражался отважно. Георги [29] Вероятно, это прозвище, данное Эбербахом фон Лаухерту. ( Примеч. пер. ) уничтожил целый артиллерийский дивизион и много зенитных орудий. Только в одном Черикове в дивизии было ранено 250 человек и было много стычек вдоль дороги. Нам пришлось оставить раненых там, поскольку мы были отрезаны.

22 июля. Вчера был тяжелый день. Общие потери полка после месяца войны в России составили 54 убитых и 87 раненых. Больше, чем в Польше и Франции, вместе взятых. Окончание войны не приблизилось ни на йоту. В ночь с 20 на 21 июля меня подняли по тревоге: задача – охрана части основного пути подвоза силами стрелкового полка другой дивизии. Я попросил у командиров приданных нам подразделений показать место назначения. Прежде чем выехать, я спросил у командира пехотного батальона в том районе, безопасно ли на дороге. Затем сел в свою штабную машину, за которой последовал командирский танк. На месте встречи стояло несколько боевых машин. Я послал туда Герре, чтобы выяснить, что происходит. Он вернулся и сказал, что здесь было жарко. Соответственно, я забрался в свой командирский танк. Рядом с разбитыми машинами брошенные пехотные орудия и минометы. Затем – внезапный удар – снаряд противотанкового орудия в командирский танк. Я крикнул своему водителю, Мелингу:

– Газу! Вперед!

Второй снаряд тоже попал в цель. Затем я понял, что бьют спереди. Мы дали задний ход – в кювет! Потом третье попадание. После этого мы задним ходом попятились в лес. Прежде чем мы до него добрались, нас нашел четвертый снаряд. Гусеница стала издавать странные дребезжащие звуки. Мы очень аккуратно развернулись. Снова вспышка. Но в нас не попали. Наконец в состоянии потрясения мы оказались на пшеничном поле. Ведущее колесо и гусеница были повреждены. Починить их на месте было невозможно. Мы потащились к другому участку дороги. Пехотинцы захотели прокатиться на броне.

Я вылез из танка и сказал им, что нам надо вернуться назад. Пока экипаж ремонтировал танк, я разыскал командиров пехотинцев и артиллерии. Они спали. Можно сказать, я их разбудил! Они были совершенно измучены и полагали, что находятся там в полной безопасности. Затем появился командир батальона – похожий на привидение – и доложил, что русские подожгли два полковых танка и прорвали позиции его батальона. Оставшиеся бойцы отступили к этому населенному пункту. Я немедленно приказал артиллерии и всем тяжелым орудиям открыть огонь по наступающему противнику, а отошедшим пехотинцам сосредоточиться. Русские при поддержке танков были в стремительной контратаке отброшены назад. Но вскоре они снова пошли в наступление. Ситуация сложилась весьма сложная. Неприятель лесом подошел к нам на дальность броска ручной гранаты и атаковал с криком «ура!». Задействовав 10 танков, мне едва удалось сдержать вражеское наступление. Но обстановка продолжала оставаться очень напряженной на протяжении нескольких последующих часов. Я носился вперед и назад, между выдвинутыми в авангард танками и пехотой, подкреплениями и штабом дивизии, мимо подбитых танков, мимо горящих танков, мимо 25 пехотинцев, заколотых штыками русских в рукопашном бою, мимо большого числа убитых русских солдат и мертвых лошадей, мимо одного из моих убитых танкистов. В сражении был убит унтер-офицер Вайс из полкового штаба. С танка Герре сорвало передний броневой лист. Все мы выглядели немного «пробитыми».

Русские также постоянно атаковали в других местах. Они не боялись смерти и спокойно шли по телам своих павших товарищей. Офицеры гнали их вперед угрозами, но они и сами были очень храбры. Несмотря на это, мы держались. Наконец стало тише. Позавчера мы потеряли 5 танков; вчера – 3. Мы отступили к двум «плацдармам». Это только на словах кажется просто, но не в том случае, если у вас есть поврежденные танки, раненые, убитые и обозы. Тем не менее нам это удалось.

Во всем полку осталось всего 44 боеспособных танка. Топливо, боеприпасы, продовольствие – в первую очередь хлеб – подходили к концу.

Из дневников Ганса Шойфлера

Мне кажется, мы попали из огня да в полымя. После ранения я вернулся в свою роту. Я проторчал в санитарной палатке ротного врача, потому что главный медицинский пункт в Черикове находился под огнем русской артиллерии. Я предпочел остаться на позициях, как легкораненый. Только небольшой осколок в глазу иногда причинял мне беспокойство.

Несколько дней в штабе дивизии было очень жарко. Мы только что пережили трудную ночь. Русские непрерывно атаковали командный пункт. Они подвели два тяжелых орудия на позицию рядом с дорогой и стреляли прямой наводкой с дистанции 150 метров в сосредоточение наших машин. Противотанковые, зенитные орудия и пулеметы обрушили огонь в нашем направлении. Темно-коричневые людские массы наступали на нас с криками «ура!». В первой стычке примерно 200 вражеским солдатам удалось прорвать нашу оборону и уйти на юг. Мы не могли ничего им противопоставить, поскольку в штабе не было тяжелого вооружения. Сдвинутые вплотную в непосредственное охранение бронемашины радиосвязи с легкими пулеметами более или менее удерживали русских на расстоянии. В ближнем бою разведка батальона связи уничтожила располагавшееся на лесной просеке неприятельское тяжелое орудие, бравшее на прицел и хладнокровно расстреливавшее машину за машиной. В ходе схватки обер-лейтенант Лённинг, обер-ефрейтор Швинг и обер-ефрейтор Штарк были убиты. Русские солдаты обобрали убитых, раздев их до нижнего белья.