Ирина Щербакова - Цена победы. Российские школьники о войне. Сборник работ победителей V и VI Всероссийских конкурсов исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век»

«Мать наша была очень строгой с нами, но мы все равно ее очень любили. В 19 лет она приехала из Архангельской губернии в Петербург. Наивная деревенская девушка оказалась в огромном столичном городе, готовом поглотить ее толпою прохожих, рабочих и революционеров… Трудно было не потеряться здесь. Вначале она была ученицей у портнихи, а затем ее взяли в горничные в дом знаменитых Коровиных. Ей было лет 26–27, когда она познакомилась с моим отцом. Он тогда только вернулся с Первой мировой. Да, много пришлось испытать ему: он был травлен газами, практически сутками лежал на льду и благодаря всему этому заработал себе туберкулез легких. Я не знаю, где они познакомились, мама не рассказывала нам об этом. Странно для рабочего того времени, но Александр Яковлевич не состоял ни в каких партийных организациях. Евдокия Степановна ходила и слушала выступления Ленина с балкона балерины Кшесинской, недалеко от Марсового поля. Особого восторга от выступления вождя мировой революции она не испытала, да и пошла-то туда только потому, что „все пошли“. Она была верующей женщиной, и революционные взгляды были ей чужды. Я-то тоже всегда верила в Бога, как и моя мать. В школе никогда не была пионеркой, да нас к этому и не принуждали. А то, что я верующая, так об этом никто и не знал, ведь я, естественно, старалась об этом не говорить». Так что в смысле революционной активности взгляды молодых людей совпадали. Но главное то, что она полюбила его и после двух-трех лет знакомства они поженились.

В 1933 году Тамара Александровна закончила школу. «Спустя некоторое время, в 1933 году, от туберкулеза умер мой отец, Александр Яковлевич. Наша семья потеряла кормильца, и моей маме стало еще тяжелее…» В этом году Тамаре Александровне исполнилось 14 лет. Детство кончилось.

В том же, 1933 году Тамара Александровна пошла учиться на лаборанта.

«При заводе находилось что-то вроде ПТУ. Тогда это называлось „фабрично-заводское обучение“, попросту – рабфак. Я там училась и одновременно работала, проходила практику. Затем закончила курсы химиков-лаборантов с отличием и, конечно же, осталась работать на нашем заводе. Я работала в лаборатории, делала анализы стекла, определяла количество примесей и качество изготовленных изделий. Работа у меня была тяжелая, ответственная. Не дай Бог, что-нибудь не так рассчитаешь…»

Жизнь не была легкой. Жили опять-таки только за счет подсобного хозяйства. Смешно было надеяться на зарплату. Однажды мать предложила Тамаре Александровне прогуляться до поселка и зайти к ее подруге попить чайку. Она согласилась. «Когда мы вошли в прихожую к Евдокии (она была тезкой моей матери), я услышала незнакомый мужской голос. Оказалось, что это был новый жилец, снимающий комнату у Евдокии. Он приехал из Гатчины, закончив дорожностроительный техникум, по направлению от начальства в наш поселок. Приехал работать. И жить. Он понравился мне. Стоит ли рассказывать дальше? Через год, в 1938 году, мы расписались в поселке Орлино. Интересно, почему не на нашей Дружной Горке, да? Дело в том, что тогда уже Гурий был председателем сельсовета и не мог расписать сам себя. Да, он уже стал солидным человеком».

Шел 1941 год. Июнь выдался теплым. Одним из таких солнечных воскресных деньков, а именно 22 июня, Тамара Александровна с мужем пошли на небольшой сельский стадион, где обычно происходили все хоть сколько-нибудь значимые события в поселке. Здесь собирались, когда приезжали какие-нибудь артисты или певцы из города, когда проходили импровизированные футбольные матчи между дружногорцами и жителями военного городка, находящегося недалеко от Сиверской. Атмосфера была праздничной, и все располагало к отдыху.

Но всеобщей радости не суждено было длиться долго… Около полудня из громкоговорителя пронеслось над головами страшное сообщение: «От Советского Информбюро…» Это объявление о начале войны прозвучало как приговор. Тамара Александровна и Гурий Федорович пришли домой опустошенные.

Прошли несколько недель ожидания… Ленинград обстреливался. Враг подступал к самому городу. Пришлось эвакуировать местное население. Для того чтобы получить распоряжение начальства, Гурий Федорович отправился в Гатчину. Тамара Александровна захотела узнать о том, что происходит за пределами Дружной Горки, и поэтому поехала вместе с ним. «Повсюду валялись убитые собаки, провода, вывернутые из земли столбы электропередач, битые стекла. Куда ни кинь взгляд, везде царило разрушение», – вспоминает Тамара Александровна. Никто не знал о том, какова должна была быть роль партизанского отряда, состоящего из руководителей сел и деревень Гатчинского района, влиться в который и приказано было Гурию Федоровичу. Он должен был двигаться по направлению к Ленинграду.

Приехав обратно в село, ошарашенная увиденным в Гатчине, под впечатлением приказа об эвакуации, семья Тамары Александровны собрала самое необходимое и вместе с партизанским отрядом покинула Дружную Горку. В любом случае они не могли дольше оставаться в поселке, так как Гурий Федорович был коммунистом, ответственным должностным лицом, и в случае прихода немцев ему и всей его семье грозила неминуемая смерть. Подойдя к Ленинграду, они остановились в местечке Зайцево. Тут и началась очередная бомбежка деревни. Тамара Александровна вместе с сотрудником мужа выбежали из здания и спрятались в каком-то погребе, в то время как все остальные лежали на картофельном поле, по канавам, пытаясь спрятаться от оглушительного звука рвущихся снарядов и своих собственных криков…

«Фашисты наступали нам на пятки, отступать было некуда. Казалось, воздух пропитан запахом крови, я уже давно забыла каково это: ощущать свежий ветерок на коже, не вздрагивать от каждого постороннего звука, не бояться всего, постоянно ожидая удара, дышать обычным воздухом, который не был бы насквозь пропитан гарью и копотью, как, в общем, и все остальное: еда, одежда, все… Дан был приказ заминировать Киевское шоссе, у нас была даже взрывчатка, но… не было минеров, некому было заминировать дорогу. Пришлось отступать, не сделав ничего. Это огорчало нас, но мы были рады главным образом тому, что просто остались в живых…»

Они шли в большой город с надеждой, лелея в себе мечту о том, что здесь не будет страха, грохота разрывающихся снарядов и запаха гари, что будет еда и безопасность.

Ленинград – предел. Дальше идти некуда.

Но чем же на самом деле встретил их Ленинград?

Холодными взглядами отчаявшихся людей, развалинами, хмуростью, царившей повсеместно: и на опустевших улицах, и в лицах прохожих.

«Мы сразу же пошли к моей тетке, жившей на улице Рылеева. Нельзя сказать, что она была гостеприимна, однако мы были обеспечены жильем на первое время, а это было уже большим достижением. Через несколько дней мы пошли по знакомым, навестить друзей и родственников. Тетка была хоть и разговорчивой, но в последнее время чувствовалась странная отчужденность, холодность… Мы с мужем давно догадывались, что она боялась того, что мы можем отнять у нее квартиру. Примерно через месяц она посредством какого-то своего знакомого устроила нам жилье практически в пригороде, в Красногвардейском районе».