Голиб Саидов - Мысли вслух

Не избалованные столичным этикетом хозяева, приняли сватов «по-спартански», сдержанно и просто, разостлав прямо на земле длинный дастархан, заставленный скудной снедью, состоящей – в основном – из плоских лепешек и фруктов.

По традиции, невестка должна научиться принимать гостей. И первые уроки в этом деле, обязана преподать свекровь. Почтенная старушка, воспитанная в аристократических условиях бухарского быта, деликатно склонила голову, ожидая услышать привычную сладкоголосую трель, нежные воркования и ласковые наставления новоиспеченной родительницы. Однако, в следующую секунду, чуть не подпрыгнула на месте, заслышав непонятное и маловразумительное:

– Кулувны джув! – отрывисто обратилась свекровь к невестке в грубом приказном тоне.

– Мастурахон! Ин чи гуфт? (тадж. «Мастурахон! Что она такое произнесла?») – тревожно обратилась старушка к своей дочери, с испугом озираясь на хозяйку дома.

– Дастата шўй! («Вымой руки!») – перевела на таджикский дочь.

На что, изумленная бабушка едва пролепетала:

– О ин тў намегўн-ку… («Но ведь, так не говорят…») – и, словно перенесясь в своё прошлое, нежно прощебетала, демонстрируя классику: – О бачекам, дажонакам! Бед, дастакотана мешўем… («О дитя моё, сладкое! Пройдёмте, вымоем Ваши рученьки…»)

Остатки «недобитой бухарской интеллигенции», устроившись в уютной московской квартире, взволнованно обсуждают текущее положение дел на родине. Хамза, в отличие от своего сдержанного и умудренного жизненным опытом собеседника, в силу своего импульсивного характера, склонен к чрезмерной драматизации событий и паникерству. При этом, всякий раз, получив очередную новость (а они – как правило – имеют тенденцию ухудшаться), он в ужасе хватается за голову и обращаясь к другу, задаёт один и тот же вопрос:

– Шавкатжон, о ина охираш чи мешудаги бошад, а?! («Шавкатжон, чего же нам в конце ожидать-то, а?!»)

В смысле: «если сейчас так плохо, то каково же будет, когда наступит конец?»

На что товарищ невозмутимо выдаёт:

– О шуд ку! Кор нест, пуль нест, к#токам нест: бо аз ин кучо?! («Так ведь, он уже наступил! Работы нету, денег – нет, ни х## нету: куда уж, дальше-то?!»)

Ностальгия – довольно-таки непростая штука…

К моему другу Юре, проживающему в Сосновом Бору, собрался приехать в гости его давний приятель из Бухары, с которым они вместе заканчивали школу. Как говорится, дело известное: столько лет, столько зим… друзья детства… и прочее. Оставаясь верным восточным традициям (кто ж, в гости без подарков ходит?), приятель допытывается у Юры по телефону.

– Чего тебе привезти? Говори, пожалуйста, только не стесняйся, ради Аллаха!

Юрий добродушно усмехается в трубку:

– Себя не забудь! Сейчас другое время, можно купить ВСЁ: были бы деньги… – и видя, что друг не унимается, неожиданно вспоминает. – О, осенило! Если несложно, привези, пожалуйста, пичак! 6 6 Пичак, пчак (узб.) – национальный узбекский нож.

– Чего-о? – недоумённо переспрашивает его на том конце провода друг.

– Пичак! – громко орёт в трубку Юра, воодушевляясь и представляя себе настоящий узбекский нож чустовской работы.

Встретившись через два дня, друзья сидят в уютной Юриной квартире и, перебивая друг друга, делятся своими впечатлениями.

– Ух ты! Я же про главное чуть было не забыл! – хлопает вдруг себя по лбу гость, склонившись над ручной кладью. И буквально в следующее мгновение выкладывает на стол увесистый сверток с жаренными пирожками.

– Что это? – ошарашенно вопрошает Юра.

– Как «что»? – удивляется, в свою очередь, приятель, изумляясь дырявой памяти своего одноклассника. – Ты же сам просил меня привезти тебе бичак?! 7 7 Бичак (тадж.) – традиционные бухарские жареные пирожки, сродни чебурекам.

На несколько секунд в воздухе повисает мрачная тишина, после чего, кухню оглашает дикий вопль хозяина дома:

– Ишак ты безмозглый! Я тебе говорил про пичак! Пчак, понимаешь?!

– А-а… – доходит наконец до коренного бухарца, в сознании которого вместо тюркского «пичак», с ножом прочно ассоциируется привычное с детства таджикское слово «корд». – Сказать по правде, я ещё тогда удивился про себя: «и на фиг ему сдался обыкновенный бичак?!» Но потом до меня неожиданно допёрло – ностальгия!

– Да пошел ты в жопу, со своей ностальгией… – растроенно произносит Юрий и, через секунду встретившись глазами, оба товарища заходятся в приступе дикого смеха.

Выросшая и закалённая в суровых знойных условиях южного климата, наша детвора с известной снисходительностью относилась к приезжим новичкам из северных широт. В особенности, – к москвичам и ленинградцам.

Возможно, сказывались стереотипы и некая предубежденность, свойственная жителям провинциальных городков, рассматривающих своих столичных ровесников, как изнеженных белоручек и очкастых умников.

Впрочем, если копнуть глубже, то понять нас было нетрудно. В отличие от своих урбанизированных собратьев, мы были, что называется, ближе к природе. С ранних лет, чуть ли не с пелёнок, мы бегали босиком по раскалённому плавящемуся асфальту, соревнуясь между собой – кто дольше вытерпит и не свернёт в тень. Мы тщательно старались скрыть свои слёзы, ибо это означало слабость и позор, а прослыть слабаками и «маменькими сыночками» нам не хотелось. Мы целыми днями гонялись за ящерицами, скорпионами, пауками и разного рода ползучими гадами, нередко подвергая свою жизнь реальной опасности. Найдя шмелиное гнездо, мы шерудили его длинными палками и бежали прочь от разъярённого роя. Наши пятки настолько загрубели, что мы на спор бегали по колючкам, чтобы потом, укрывшись от посторонних глаз и стиснув от невыносимой боли зубы, попытаться вытащить многочисленные занозы. Словом, мы, можно сказать, являлись частью самой природы, слившись с ней в единое целое. Поэтому неудивительно, что своих сверстников из столичных центров, мы рассматривали как неких инопланетян, которых судьба случайно забросила в наши края.

О том, что к Беляковым из России приехали двоюродные братья, мы узнали в первый же день. С самого утра, ребятня нашего двора, не сговариваясь между собой, ненавязчиво крутилась возле парадной, в одной из квартир которой накануне вечером поселились гости. Всем было жутко интересно – как выглядят «бледнолицые».

Приезжие не заставили себя долго ждать, появившись вскоре босиком и в одних сатиновых трусиках. Трусы также отличались от наших своим затейливым орнаментом. Впервые в жизни очутившись на Юге, молодым ребятам не терпелось, наконец, позагорать. Ослепительно белые их тела на мгновение заставили нас зажмуриться.