Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

…Вспоминается первая, необычная встреча с ней. В бывшем складском (до войны) помещении, приспособленном под клуб, шёл районный смотр школьной художественной самодеятельности. Я, как секретарь комитета комсомола средней школы, был в составе его жюри. Куда-то на время отлучился, а когда вернулся, сквозь открытую настежь дверь услышал прекрасный девичий голос, исполнявший волнующую, трогательную песню о том суровом военном времени, в котором мы жили, о злодеяниях фашистов на нашей земле.

Запомнились несколько строк. Их я и сейчас отлично помню:

И затем, как клятва, звучал призыв к отмщенью врагам:

Пела эту песнь Люба Подольская. Получилось так, что я сначала её услышал, а уже потом увидел. И запомнил и Любу, и эту песнь на всю жизнь…

В конце августа 1944 года я решил попытать счастье поступить в Херсонское мореходное училище. Скорее всего, это был романтический порыв, свойственный мальчишкам моего поколения. Стать моряком или лётчиком было мечтой большинства подростков и юношей.

От Барвенково до Херсона «путь и далёк, и долог». А в то время мне пришлось добираться в Херсон более двух суток. Поезда ходили редко. О пассажирских и думать было нечего: билет было невозможно достать. Да и денег неоткуда было взять…

Единственно возможное транспортное средство – товарняки. Ими я и воспользовался. Сначала добрался до Лозовой. Там ждал много часов, пока разведал, что будет в полночь товарный состав на Запорожье. Пристроился на узкой площадке у бензоцистерны. Уставший за день, очень скоро задремал, а потом даже погрузился в сон. Монотонный стук колёс убаюкивал. Просыпался несколько раз на стоянках, когда поезд останавливался или двигался с места, натужно скрипя и стуча колёсами, буферами, сцеплениями.

Во второй половине ночи погрузился в сон настолько, что не услышал, как моё тело постепенно сползло с площадки и зависло в опасной близости от того, чтобы сорваться под колёса.

Очнулся в страхе, когда оставалось одно мгновенье до рокового исхода. Судорожно вцепился в металлический помост и со всех сил подтянул висевшее тело на площадку. Понятно, в холодном поту оставался весь остаток ночи, до самого приезда в Запорожье.

Там узнал, что на Херсон уехать очень сложно. Даже товарняки ходили редко. И кто-то мне посоветовал дальше двигаться пароходом по Днепру. За услуги женщинам-торговкам (погрузку многочисленных плетёных корзин с фруктами) мне купили билет на палубу до самого Херсона, да ещё и подкармливали фруктами. Вначале провёл несколько часов на палубе. Но вдруг разразился ливень и надо было спуститься в трюм. Естественно, помогал торговкам перетащить туда и весь фруктовый груз. А когда дождь прошёл и ярко засветило солнце, всё снова было возвращено на верхнюю палубу.

Впервые в жизни я плыл на пароходе. Да ещё по сказочному Днепру. Да ещё по пути в мореходное училище. Настроение было прекрасное.

Проходили мимо днепровских островов, в том числе и легендарной Хортицы. Оба берега Днепра и острова были запружены брошенной немецкой военной техникой: танками, орудиями, машинами, – целыми, и искорёженными. Ведь прошло всего несколько месяцев, как здесь завершилась гигантская и жестокая битва на Днепре.

В Херсоне я пробыл три дня. Ранее отправленные мною документы были в приёмной комиссии. Да, кстати, я ехал сюда уже по вызову. Оставалось только пройти собеседование и медицинскую комиссию. С первым управился легко. А вот на медицинской комиссии мне было сказано категоричное: «Нет!»

Без труда обнаружили, что я – дальтоник, не различаю цветов, не могу отличить красный от зелёного. Вот и получил «от ворот поворот». Домой возвращался в грустном настроении. Но уже знакомым путём. И добрался за сутки.

Так пришлось мне расстаться с мечтой о флоте, а заодно и об авиации. Впрочем, во сне я ещё долго очень часто то плавал, то, отталкиваясь от земли, парил подолгу в воздухе, пока не просыпался.

Продолжалась учёба в школе, уже в девятом классе. И бурная комсомольская жизнь. Двадцатого ноября 1944 года, как обычно, после комсомольского собрания шло заседание комитета комсомола; я добрался домой в полночь, или даже после полуночи. Но мама и Маруся ждали меня, чем-то встревоженные.

– Что-нибудь случилось?

Вместо ответа Маруся подала мне повестку из райвоенкомата о явке на призывной пункт. Это означало: на военную службу…

…На второй день, по пути в школу зашёл в райком комсомола, сообщить об уходе в Красную Армию и сняться с комсомольского учёта.

На пороге меня встретила заведующая сектором учёта. Сказал ей, зачем пришёл.

Она сразу повела меня к секретарю райкома комсомола Кузьминой и сказала: «Ваню Осадчего призывают в армию». И тут же секретарь райкома комсомола решительно сказала: «Сейчас позвоню в райвоенкомат. Попрошу отсрочку от призыва до окончания школы. Да мы можем взять тебя на работу в райком комсомола инструктором по работе со школьной молодёжью…»

Я ответил незамедлительно и твёрдо: «Не надо никому звонить. Я ухожу в армию…»

Из райкома комсомола – в школу к директору. Поставил его в известность. Он тоже был встревожен и обескуражен такой новостью:

– А как же с руководством комсомольской организацией?

– Меня заменит Вася Недвига из восьмого класса. Он мой заместитель. В курсе всех дел…

Двадцать четвертого ноября 1944 года комитет комсомола школы заседал до глубокой ночи. Детально обговорили вопросы предстоящей работы комсомольской организации на ближайшие месяцы, на весь учебный год.

Где-то часа в три ночи зашли с Васей Недвига к нему. Его мама быстро подогрела нам ужин, даже налила по рюмке. Благословила меня на благополучную военную службу. Затем Вася проводил меня до самого нашего двора. Уже светало…

Двадцать пятого ноября 1944 года Барвенково провожало в Советскую Армию «новобранцев», которые стали «солдатами последнего военного призыва», рождёнными в 1927 году. И меня в том числе. В августе того года мне исполнилось 17 лет.

И хотя было очевидно, что война уже пошла к победному завершению, – проводить призывников пришли не только родные и близкие. В школе отменили занятия, и провожала нас вся школа. Расставание было душевным, волнующим, незабываемым. По несколько раз подходили проститься десятки моих юных друзей – школьных комсомольцев. Крепкие объятия, добрые напутствия. И первый робкий, но такой горячий поцелуй, угодивший в ухо. На него осмелилась Галя Тимченко. Спасибо ей! Я до сих пор помню это чудное, непривычное для меня мгновенье…