Мария Дегтярева - Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век

Верховный главнокомандующий русской армии Государь Император Николай Александрович и ефрейтор русской армии Цесаревич Алексей Николаевич

Проба солдатской каши. Октябрь 1915 г.

Вот как встретили известие о начале войны члены Царской семьи: «Ее Величество, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, попросила Татьяну Николаевну позвать отца, и в тот же момент он вошел. Он был бледен и сразу же сообщил им об объявлении войны. Несмотря на все усилия, голос выдавал его волнение. Услышав ужасное известие, Царица заплакала, а за нею – и дочери». [30] Там же. С. 69.

Белые стены, выкрашенные масляной краской, желтоватые квадратики плитки на полу, привычный холодок операционной. Склонившаяся над раненым женщина. Сутуловатая, крупной конституции, с сильными и отнюдь не женственными руками. На голове – белая шапочка с красным крестом, напоминающая острым конусом шлем воина. Через марлевую повязку резковато и властно доносятся отрывистые слова: «Пинцет… Тампон… Йод…» Здесь только она полновластная хозяйка, она отвечает за все. Княжна Гедройц – главный врач дворцового лазарета в Царском Селе.

Внимательно следя за ее движениями, повинуясь каждому ее слову и образуя с ней единое целое, ассистируют: Государыня Александра Федоровна и две старшие Великие княжны – Ольга и Татьяна Романовы. Им нельзя отвлечься ни на секунду, замешкаться или допустить неловкость. Обстановка здесь не светская, и больше всего они боятся не оправдать доверие, оказаться бесполезными там, куда были допущены строгим хирургом, довольно скептически настроенным в отношении их участия. Условия оговорены заранее: беспрекословное послушание, соблюдение внутреннего режима и неопустительное посещение лекций и практических занятий по хирургии и послеоперационной реабилитации.

Здесь нет работы «особой» для лиц «их положения», и Государыне приходится время от времени подхватывать и уносить ампутированные конечности, обломки гнилых костей, окровавленные осколки от шрапнели. Каплями крови, гноем, мокротой забрызганы рукава и фартуки. Одна-две операции в день, и все тяжелые, не считая перевязок. Обычная брезгливость «задушена» еще в первые дни. Они давно не обращают внимания на тяжелый запах и ни единым движением не выдают испуга при виде страшных ран. Офицеры и солдаты встречают спокойный и участливый взгляд. Некоторые лишь спустя продолжительное время узнают в них Царицу и Великих княжон: «Как, почему они здесь?» Мягкое ободряющее пожатие руки – и все это становится уже неважно, рядом с ними настоящие сестры милосердия, умелые, расторопные и искренне желающие помочь.

После перевязок княжны направляются «к своим», в те палаты, где лежат их постоянные подопечные. Вечером их ждут занятия с Верой Игнатьевной Гедройц, а утром надо еще успеть заехать к «Знамению», [31] Церковь в Царском Селе, заложенная в 1734 г. по повелению Императрицы Елизаветы Петровны в честь почитаемого в Царской семье образа Пресвятой Богородицы. помолиться, поставить свечи за тяжелых больных.

Только к ночи им удается передохнуть, собраться с мыслями, и тогда впечатления минувшего дня ложатся строками в дневниковые тетради.

1914 год

Суббота, 13 сентября

«…Сегодня была на двух операциях моего вчерашнего Гирсенока, ему разрезали ногу и вынимали куски раздробленной кости, и потом Ольгиному Огурцову из кисти правой руки то же самое. Потом сидели в 3-й палате. Заходили к остальным». [32] Августейшие сестры милосердия / Сост. Н. К. Зверев. М.: Вече, 2008. С. 19.

26 сентября

«Утром был урок. В 9.45 приехал Папа душка, жив, здоров и весел. Слава Богу!.. Перевя зы вала: Константинов 111-го Донского полка, Скутин 109-го Волжского, Бобылкин 286-го Кирсановского. Потом приехала Мама и перевязывала офицеров. Была на перевязках Маламы, Эллиса и Побаевского…» [33] Там же. С. 28.

6 октября

«Знамение», перевязка. У меня Микертумов 16-го гренадерского Мингрельского полка, ранен в руку. Гайнулин 4-го стрелкового Кавказского полка, тоже в руку. Лютенко 202-го Гурийского полка, резали грудь. Кусок кости вынули под хлороформом. Татьяниному Арутинову 1-го стрелкового Кавказского полка вынули из щеки-шеи шрапнель, вышедшую через левый глаз…» [34] Там же. С. 31.

Княжнам нет и двадцати. И так изо дня в день на протяжении трех лет. Имена новоприбывших, описание ранений, записи об операциях и перевязках. То, на что невольно обращаешь внимание прежде всего, – присущее обеим княжнам чувство ответственности за каждого солдата и офицера, доверенного им врачами. Предметом личных дневников, то есть делом личным, становятся данные о температуре пациентов, об изменении их самочувствия, о первых признаках улучшения и, наконец, о выздоровлении и выписке.

А какое количество имен! Иедигаров, Малама, Карангозов, Гординский, Кобылин и Гуманюк, Емельянов, Цапунов, Вартанов, Малыгин, Таубе, Мейер, Иванов, Силаев и Шах-Багов… Десятки, сотни… И для каждого находится доброе слово. Уже после возвращения офицеров на фронт известий о них в Царской семье ждали так же, как и о родственниках, мобилизованных в годы Первой мировой.

И такая искренняя забота о раненых была оценена по достоинству. Обычно сдержанная на похвалы княжна Гедройц, не выносившая поверхностного участия и скрытого самолюбования у медперсонала, по прошествии нескольких месяцев призналась Александре Федоровне, что не ожидала встретить с их стороны такой добросовестности, и благодарила за это.

Похвала со стороны строгой Веры Игнатьевны заставила всех троих быть еще внимательнее, чем обычно. «Это ведь не забава, – писала Государыня мужу на фронт. – Мы теперь вдвойне чувствуем всю ответственность всего этого и испытываем потребность дать все, что только можно, всем бедным раненым». [35] Там же. С. 54. В. И. Гедройц отмечала в своих воспоминаниях: «Ежедневно черное ландо с тремя Сестрами Милосердия скользило по заросшим зеленью улицам мирного городка, останавливаясь то перед одним, то перед другим лазаретом. Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех трех к делу Милосердия. Оно было именно глубокое. Они не играли в сестер, как это мне приходилось потом неоднократно видеть у многих светских дам, а именно были ими в лучшем значении этого слова» (Августейшие сестры милосердия. С. 427).