Валерий Чумаков - Сытин. Издательская империя

Вместе с хозяином Ванька вполне регулярно посещал богослужения в Успенском соборе Кремля, а трижды в неделю приходил сюда и раньше Шарапова, для того, чтобы перед утренней в соборной избе послушать молодого но уж очень речистого и занимательного юриста Федора Плевако [12] Фёдор Никифорович Плевако (25 апреля 1842, Троицк – 5 января 1909, Москва – русский адвокат, юрист, судебный оратор, действительный статский советник. .Даже в старости вспоминал он сказанные здесь Федором Никифоровичем замечательные слова: «Самые счастливые минуты в жизни мы проводили здесь, в этом великом святом и древнем соборе… Перечувствуйте это, и все остальное покажется вам суетой сует». Иногда, уже после службы, он, интеллектуал и почти аристократ, соглашался посидеть с Ванькой в трактире, выпить пару чая и рассказать что-то интересное. Ванька таким отношением к себе очень гордился и дорожил.

С годами Ванька и действительно стал настоящим членом шараповской семьи. Он строго подчинялся всем внутридомовым распорядкам, хозяин же волновался за него, как за родного сына. Сытин, рассказывая о жизни у Шарапова, часто вспоминал, как однажды, после воскресных посиделок с манухинскими приказчиками, он пришел домой в одиннадцатом часу вечера. В доме Шарапова был заведен строгий порядок: в 21–00 – ужин, 22–00 – отбой. Поэтому, возвращаясь, Иван был уверен, что Петр Николаевич вместе со всеми домашними уже спит и ему надо будет только как можно тише пробраться восвояси. Однако ворота ему открыл не кто-нибудь из работников, а сам Шарапов. Он был полностью одет, с фонарем в руке. На лице его самыми яркими красками была написана тревога за куда-то запропастившегося мальчишку, которая и не позволяла ему спокойно отойти ко сну. Осветив Ванькино лицо, он не стал ругаться, а только укоризненно покачал головой:

– Ты где это пропадал до полуночи? Как тебе не стыдно тревожить меня, старика? Где твоя совесть?

Совесть в это время вовсю уедала молодого работника. Она только и позволила Ваньке, низко опустив голову, пристыжено пробурчать:

– Простите, Христа ради, Петр Николаевич… Этого больше никогда не повторится.

И правда, подобное больше не повторялось. Хотя держать слово молодому Ивану было отнюдь не легко. И не только в силу возраста и всяческих соблазнов, но и по службе. Одной из важных обязанностей у молодого приказчика было представительское сопровождение оптовых шараповских покупателей. Тех же офеней именно Ванька кормил и поил в трактирах и обязательно водил в баню, что было равносильно банкету по поводу удачного окончания сделки.

Но если в Москве Шарапов мог хорошо следить за своим любимцем и за его моральным обликом, тог во время ярмарочных командировок этот контроль почти полностью утрачивался. И это сильно тревожило старого купца. Он прекрасно знал, что любую более или менее значимую сделку там принято «обмывать». И такие «обмывания» порой выливались в объемную попойку, не участвовать в которой Ванька просто не мог, дабы не обидеть клиента.

Сытину исполнилось 24 года, когда Шарапов всерьез обеспокоился о том, чтобы молодец остепенился. Скорее всего, купец думал над этим вопросом уже давно, но первым вслух высказал мысль о том, что Сытину пора уже жениться высказал не он, и даже не сам Иван, а переплетчик маленькой шараповской типографии Гаврила Иванович Горячев. Как то и было положено, с мыслью этой он обратился сначала не к самому перспективному жениху, а к его хозяину и почти родителю. Вот как рассказывал об этом сам Сытин:

«… наш переплетчик Гаврила Иванович Горячев, работавший для Шарапова, задумал меня сосватать и, как водится, обратился с этой мыслью прежде всего к моему хозяину.

– Петр Николаевич, Ванюшу вашего женить бы пора. Парень он молодой, как бы чего худого не вышло…

– А что ж, это ты, парень, дело говоришь.

– Да как же, в молодых годах мало ли что бывает: сегодня вожжа под хвост попадет, завтра попадет – что хорошего?

Хозяин мой очень хорошо знал, как велики были соблазны Нижегородской ярмарки, где разгул был почти обязателен для торгового человека, так как покупатели (в особенности сибиряки) требовали, чтобы каждая сделка была вспрыснута. И это соображение окончательно склонило его к мысли, что меня надо женить.

Со мной переплетчик Гаврила Иванович заговорил о моей женитьбе только после того, как договорился с хозяином.

– Что ж, Ваня, пора, брат, тебе и жениться… Будет болтаться холостяком.

– Да тебе какая забота?

– А я тебе невесту сосватаю… Очень подходящая девушка есть на примете…

– Ну сосватай…

Так полушутя, полусерьезно подошел я к решению этого важнейшего жизненного вопроса.

В виде особой ко мне милости хозяин мой согласился поехать на смотрины невесты вместе со мной, Но так как он боялся разговоров, то из скромности сделал это тайно.

– Ты иди вперед и подожди меня на Таганке, а я вслед за тобой на извозчике приеду.

На Таганке мы встретились и пошли пешком уже вместе… К нам присоединился и сват Горячев».

Предполагаемой невесте, Евдокии, тогда едва исполнилось 16 лет. Отец ее, Иван Ларионович Соколов, был вдовцом и занимался тем, что готовил торты и другие кондитерские изделия для свадеб и званых вечеров. До сватовства Иван видел Евдокию только раз, на свадьбе у того же Горячева два года назад. Но тогда у него и в мыслях не было, что с этой, тогда еще совсем девочкой, он проживет бок о бок долгие годы.

Сватовство прошло как-то несколько скомканно. Поскольку девушка как раз вошла в пору «на выданья», была хороша собой, а родитель ее был не беден, давал за дочерью хорошее приданое и об этом знали все свахи в округе, женихов здесь ожидали всегда. Но о прибытии Сытина и Шарапова Соколовых никто заранее не предупредил, поэтому стол к их приходу накрыть не успели. Пришлось довольствоваться чаем с баранками.

Евдокия была красива, молода и до одури свежа. Она практически бесшумно летала по зале, ловя на себе полускрытый оценивающий взгляд жениха. Между тем, разговор за столом особо не клеился. И отец невесты, и Шарапов почти всю дорогу молчали, говорил лишь сват Горячев. Что он говорил именно Иван слушал плохо, его внимание было почти целиком отдано девушке. Набравшись наглости он, наконец, задал ей первый свой вопрос:

– Насколько весело, Евдокия Ивановна, проводите время?

И невеста ответила как раз так, как следовало умной и целомудренной девушке:

– Какое же у нас веселье? Мы для чужого веселья работаем: для свадеб, балов. А наше удовольствие тогда, когда в церковь пойдешь или в театр с папашей съездим…

В ответе была сконцентрирована вся необходимая информация. Девушка говорила, что не расположена к веселым гулянкам, что она умеет содержать дом, будет помогать мужу в работе, что она уважает родителей, а значит будет уважать и мужа. Что она глубоко верует, а значит будет верна в браке. И, наконец, что она совсем не чужда культуре и с ней не стыдно будет предстать перед друзьями и знакомыми. Такой ответ молодого жениха вполне устраивал и он мысленно поставил девушке жирный плюсик.