Светлана Сергеева - Пока бьется сердце

Началась эпидемия сыпного тифа, и немцы старались уберечь своих солдат от эпидемии. Всех заболевших беженцев отвозили на машинах в русские больницы. А там пусть русские врачи с этой эпидемией борятся. Это был хоть небольшой, но все-таки шанс остаться на своей земле.

Очень оперативно нас посадили в сани, и, сопровождаемые вооруженным немецким солдатом, мы опять двинулись в путь. Мы ехали в какую-то деревенскую больницу, куда немцы свозили заболевших беженцев. Полозья саней скрежетали по булыжной мостовой. Навстречу нам по дороге двигалось какое-то странное сооружение. Уступая дорогу, лошадь свернула на обочину, а сани застряли в снегу. Это «что-то» приблизилось к нам: человек 20–25 наших военнопленных были впряжены в огромную колымагу, срубленную из бревен и досок. Бревна заменяли полозья. А на бревнах из досок была сооружена клетка, в которой тоже стояли военнопленные. Грязные, оборванные, раненые, голодные. У некоторых не было обуви, ноги обмотаны тряпками. Эту клеть-колымагу очень трудно сдвинуть с места, тем более истощенным, голодным людям. Четверо русских полицейских плетками стегали обессилевших людей, они падали, скользили по мостовой. Наши сани прочно забуксовали в снегу. Колымага тоже забуксовала и остановилась напротив нас. Запомнились тоскливые глаза на изможденных, заросших щетиной лицах. Полицейские совсем озверели. Они бегали, кричали, ругались, били наотмашь нагайками пленных, чтобы они потащили эту колымагу. Молоденький пленный в шинели с оторванным рукавом никак не мог подняться на ноги, опираясь на раненую руку. Кровь проступала из-под грязной повязки, только глаза его с ненавистью смотрели на прыгающего рядом русского полицая. Взмах нагайки – и кровь брызнула из рассеченной обнаженной руки молодого человека. Но подняться у него уже не было сил. Взбешенный полицейский схватил автомат и в упор выпустил целую очередь в голову молодого человека. О, ужас! Голова его раскололась на части.

Звук автоматной очереди испугал нашу лошадь, и она понесла нас от этого ужасного места… Выехали из города. Кругом белые поля, лес, тишина. Как будто, нет войны. Но это не так. Немец с автоматом везет нас на встречу с новыми трудностями, опасностями. А в глазах у меня стояла эта страшная колымага и расколовшаяся голова молодого человека. Этого забыть нельзя.

Заснеженные поля и леса. Наконец прибыли к месту назначения. Деревянное двухэтажное здание больницы. Нас обступили какие-то люди. Выделялась среди них полная властная женщина, пренебрежительно и брезгливо посматривавшая на нас. Она сходу изрекла: «Пока вы еще живы и можете двигаться, берите лом и лопаты и копайте себе могилы. На большее не рассчитывайте». Это была Пелагея Романовна – заведующая больницей. Но копать замершую землю у нас просто не было сил. Нас отвели в маленькую холодную комнатку с водяными подтеками на стенах. Бросили нам чехлы, набитые соломой, и какие-то одеяла…

Наутро мама отправилась на работу. Больница была переполнена тифозными больными. Сестра вынуждена была пойти работать санитаркой. Уходя на работу, сестра надевала на запястья рук сделанные из бинта браслеты, наполненные дустом. Вечером, придя с работы, она аккуратно снимала с этих браслетов серых вшей. Просто какое-то чудо, что мы не заболели. Маме и сестре начали выдавать скудный паек. А я рыскала по заснеженным полям в поисках пищи. Несколько мерзлых кочанов капусты были моей удачей. Капуста оттаяла, и мы засолили ее в бочке. К сожалению, потом бочка потекла и часть капусты испортилась. Еще я нашла полмешка костной рыбьей муки, которая использовалась для удобрения полей. Есть хотелось очень. Варево из этой муки, без каких-либо добавлений других продуктов, без соли и хлеба… Чудовищно! Но ели.

Вскоре освободилась большая комната, и мы из холодной темной комнатушки перебрались в нее. Вечерами жгли лучины, горели в плошках с какой-то жидкостью фитили из бинтов. Фронт был далеко, здесь стояла тишина. Надо было топить печь в комнате. Пилили в саду за больницей вымерзшие от морозов еще в Финскую войну 1939 года яблони. До чего же тяжело их пилить!

Больница занимала бывший дворянский особняк. По бокам основного здания были небольшие флигели. В одном была поликлиника, где велся прием больных, а в другом – баня. Вход в нашу комнату был со стороны бани. Местные жители имели свое хозяйство, скот, и голод не коснулся их. Мать была внимательным, знающим врачом и многих из них поставила на ноги. Иногда кто-нибудь в знак благодарности приносил картошку, молоко, яйца.

Однажды, еще зимой, мы проснулись от стука. Кто-то барабанил в окно: «Пожар!» Откинув с окна одеяло, увидели, что полыхает баня. Выхода нам через дверь уже не было. Сильный ветер яростно раздувал огонь. Забил набат. Люди помчались на лошади на пруд за водой. Огонь разгорался. Мы стояли у окна, готовые выпрыгнуть на улицу. Глядя в окно на бушевавший огонь, на березовые кресты, установленные на могилах немецких солдат, на темное звездное небо, подумала об отце: «Видел бы папа». Пожар удалось потушить. Спасло от возгорания крыши всего дома то, что ветер направлял языки огня в сторону от здания. На этот раз тоже обошлось.

Наступила весна 1942 года. Появилась крапива, разные травы, а вскоре – земляника лесная. Она спасла нас. Ходили в лес. Там, на лужайках, ее было очень много. Крупные, сладкие, такие красивые ягоды!

Изредка в лесу находили листовки. Их сбрасывали с наших самолетов. Но там, кроме общих призывов об уничтожении немцев и «Победа будет за нами!», никакой другой информации не было. Была полная изоляция от мира.

Познакомилась я с эстонским мальчиком по имени Энн. Мы были одногодки и быстро нашли общий язык. Мы шныряли с ним по лесу в поисках листовок, оружия. У нас был целый склад: желтые гранаты-лимонки, патроны, пистолет, сломанный автомат. Все это хранилось в лесу на дереве, в большом дупле. Иногда мы устраивали друг другу проверку на крепость и силу духа, выдержим ли мы тайну нашего склада, если нас поймают немцы и начнут пытать. С этой целью мы на костре нагревали стеклянную пробирку и быстро прижимали ее к руке испытуемого. Было больно, кожа на руке покрывалась волдырями и красными пятнами, но мы старались улыбаться и смотреть прямо на «мучителя». Мы были крепкие ребята.

Порой по дороге в лес мы проходили мимо немецких солдат. Они просили нас набрать для них ягод. Но мы даже дерзили им: «Что, партизан боитесь?» – и продолжали свой путь. Почему-то нас не задерживали. Наверное, просто везло. Не все немецкие солдаты были палачами.

За лето мы несколько окрепли. Помогли ягоды, грибы, крапива, щавель и другие дары природы. Надо было только не лениться. Но общая обстановка угнетала. Хотелось знать, что там, на фронте. Как там Ленинград держится? Москва? Где отец? Какова судьба наших родственников-ленинградцев?