Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Пришедший сам

Владимир Маяковский той весной ещё только набирался опыта революционера-подпольщика.

Иван Карахан вспоминал:

«В 1907 году Володя политически уже сформировался…

Я видел в нём товарища, который хотел освоить марксизм и стать активным борцом революции.

Гимназией он тяготился и был в ней как-то между прочим. Детвора ему была неинтересна».

В пятый класс Маяковского всё же перевели. Правда, с несколькими переэкзаменовками. Поэтому летом ему пришлось заниматься, о чём он упомянул 14 июля в письме, посланном сестре Ольге:

«День своего рождения провёл хорошо, только на другой день вспомнил о нём. Ты пишешь, что хорошо проводишь время, – рад за тебя, я же сижу дома или что-нибудь читаю, или же учу уроки и ругаю бога за вавилонское столпотворение. Захотелось ему башню разрушить, он и перемешал языки, а я за него страдай и учи уроки, совсем у бога логики нет!

У Медведевых время провёл так, как и вообще у них проводил: ел, пил, спал, купался, гулял, читал и изредка занимался».

Сергей Медведев, на даче у которого Маяковский «проводил время», впоследствии написал о своем друге:

«Особенно близко Володя ни с кем не сходился. Он был скрытен, замкнут и, как нам казалось тогда, угрюм».

Александра Алексеевна Маяковская:

«Однажды у меня спросила знакомая: "Сколько лет Володе?" – и удивилась, что ему только четырнадцать лет. А когда она ушла, Володя обиженно сказал мне:

– Зачем говорить, сколько мне лет!

Он говорил, что ему семнадцать лет. Так он выглядел, и ему хотелось скорее быть взрослым».

О том, чем в свободное время занимался тогда Маяковский, Сергей Медведев написал:

«Володя охотно посещал кино и очень им интересовался. Наоборот, к театру он был довольно равнодушен. Через артистку О.В.Гзовскую, сестру нашего товарища, мы имели тогда возможность ходить по бесплатным пропускам в Малый театр, но Володя очень редко этим пользовался.

Мои приятели и я сам, все мы тогда, как это бывает в юношескую пору, увлекались писанием стихов. Наши лирико-романтические излияния были полны весьма наивного подражания символистам – Брюсову, Белому, отчасти Бальмонту. Мы постоянно читали свои стихи друг другу, обсуждали их.

Володя всегда держался в стороне и от писания стихов, и от критики. Он относился ко всему этому очень неодобрительно, и наши стихи явно вызывали у него какую-то внутреннюю оппозицию и неприязнь. К разговорам, которые велись в его присутствии, он проявлял острый интерес только тогда, когда они касались общественно-политических тем и событий».

Александра Алексеевна Маяковская:

«Со студентами и сёстрами ходил Володя на студенческие вечеринки. Там читал он Горького: "Песню о Буревестнике", "Песню о Соколе" и другие революционные стихи и прозу. Пели студенческие революционные песни».

Горьковскую поэму «Человек» юный Маяковский тоже наверняка декламировал.

Александра Алексеевна оставила и такие воспоминания о сыне:

«Уходя из дому, он надевал шапку и запевал:

Плохой тот мальчик должен быть,

Кто дома хочет вечно жить.

Всё дома, да дома».

Что ещё интересовало гимназиста Маяковского?

Нелегальный ученический кружок, существовавший в Пятой гимназии и издававший журнал «Борьба», был ему почему-то неинтересен. А такой же кружок Третьей гимназии, выпускавший журнал «Порыв», его внимание привлёк.

Учившийся в Третьей гимназии Сергей Медведев тот «Порыв» представил так:

«Это был журнал с политическим оттенком, издававшийся нелегально, гимназическое начальство об этом не знало… Журналом заправлял в то время один из моих близких приятелей, Володя Гзовский».

Гзовский был одноклассником Медведева, через него познакомился и подружился с Маяковским, который, по словам Медведева…

«… должен был принять участие в "Порыве "как иллюстратор и карикатурист, к рисованию у него уже в гимназические годы был большой интерес и несомненные способности».

В «Я сам» (в главке «ПЕРВОЕ ПОЛУСТИХОТВОРЕНИЕ») об участии в этом журнале говорится с явной усмешкой:

«Третья гимназия издавала нелегальный журнальчик "Порыв". Обиделся. Другие пишут, а я не могу?! Стал скрипеть. Получилось невероятно революционно и в такой же степени безобразно… Не помню ни строки. Написал второе. Вышло лирично. Не считая таковое состояние сердца совместимым с моим "социалистическим достоинством", бросил вовсе».

Тем же летом социал-демократ Коба Джугашвили принял участие в Тифлисской экспроприации (есть версия, что он и организовывал её). Сам грабёж осуществлял Симон Аршакович Тер-Петросян (Камо). Его молодцы 12 июня 1907 года на Эриванской площади Тифлиса бросили бомбы в две кареты казначейства, перевозившие деньги Тифлисского городского банка. Были убиты и ранены десятки случайных прохожих. А грабители-экспроприаторы, отстреливаясь из револьверов, унесли с собой 250 тысяч рублей, которые вскоре были отправлены за рубеж – на нужды большевиков.

Впрочем, номера похищенных купюр Российскому банку были известны. И когда Ленин послал своих людей обменять награбленные деньги на валюту, произошёл грандиозный скандал. Европейцы стали считать РСДРП уголовной организацией.

Тем временем разгорелся спор между знаменитым грузинским поэтом Ильёй Григорьевичем Чавчавадзе и местными социал-демократами. Князь резко выступал против смертной казни и ратовал за предоставление Грузии автономии, что почему-то очень не нравилось социал-демократам. И они вынесли поэту смертный приговор.

Когда 30 августа в открытой коляске Илья Чавчавадзе вместе с женой Ольгой направлялся из Тифлиса в своё имение, у деревни Цицамури их встретили пятеро неизвестных. Выстрелами в воздух они заставили экипаж остановиться. Князь встал и сказал:

– Я Илья, не стреляйте!

В ответ прозвучало:

– Именно потому, что ты Илья, мы должны стрелять!

Прогремели выстрелы, и Чавчавадзе был убит.

Вся Грузия погрузилась в траур. Всюду повторяли строки ушедшего поэта:

«Когда прослыть желаешь человеком,

То что ни день чини себе допрос:

– Какое сделал я добро сегодня?

– Кому сегодня пользу я принёс?»

Заказчиков убийства обнаружить так и не удалось. Социал-демократы обвинили в смерти князя тайную полицию. Начали даже говорить, что в Чавчавадзе стреляли не напавшие на него бандиты, а кто-то другой, находившийся сзади коляски.

Четверо из пяти нападавших на князя были арестованы. По приговору военно-полевого суда их казнили.

Грузинское землячество при Московском университете устроило вечер в память о погибшем поэте. Братья Джапаридзе, знакомые Маяковских, жили тогда на Большой Никитской, в доме напротив консерватории. Ладо Джапаридзе писал, что вместе с ними там проживали другие…