Юрий Толстой - Из пережитого. 4-е издание

– Вы ведь еврей?

– С чего вы взяли? – ответил я вопросом на вопрос.

– Потому что лишь еврей мог так толково объяснить, как к вам доехать.

Мне не хотелось, чтобы мне приписывали национальность, к которой не принадлежу. У меня хватает и своих пунктов.

Я спросил Ковальчука:

– А разве вам ничего не говорит моя фамилия (в заявке на вызов мастера она указывалась)?

Он к этому был готов и ответил, обнаружив недюжинную эрудицию:

– Но ведь Алексей Константинович Толстой – еврей.

– С чего вы взяли, ведь он близкий друг и товарищ детских игр будущего императора Александра II?

На это он ответил ремаркой: «Не знаю, не знаю».

Я продолжал атаковать:

– Ну а Лев Николаевич Толстой по-вашему тоже еврей?

Он парировал:

– Но ведь жена-то Софочка.

Другой случай, не столько комичный, сколько горький. После очередного Нового года я вышел утром на Среднеохтинский проспект, помнится, в аптеку. Проспект после новогодней ночи был безлюден. Недалеко от меня шли вразвалку двое подвыпивших мужчин. Вдруг один из них крикнул: «Вон еврей идет!» Поскольку кроме меня и их двоих никого не было, я сразу понял, кого они имели в виду. Остановился. Когда они подошли, обрушил на них ненормативную лексику, которой еще со времен пребывания в интернате хорошо владею. После этого один из них ринулся ко мне с извинениями: «Прости, отец, я ведь и сам воронежский хохол». На что я ответил: «Слышал про воронежский окорок, а вот воронежский хохол – это что-то новенькое». Вслед за репликами последовало предложение вместе выпить и закусить, причем посулили: мы за тебя заплатим. На эту наживку я не клюнул и пошел своим путем.

С уважением отношусь ко всем нациям и народностям, живущим на нашей планете, хотя в каждой из них есть личности, которыми можно гордиться, а есть и подонки. Вслед за евразийцем Львом Гумилевым можно сказать: нет народов плохих или хороших – они разные. Хорошо отношусь и к евреям, среди которых у меня немало друзей. Трагедия евреев (разумеется, не всех, но многих) состоит в том, что они не довольствуются положением дел в обществе, в котором живут, хотя занимают в нем далеко не последнее место. Перефразируем классика: «Владеет ими беспокойство, охота к перемене мест. Для нас – мучительное свойство. Для них же – добровольный крест». Они выступают в роли фермента, жаждущего перемен, однако зачастую и понятия не имеют, как их достичь и чем они обернутся. При этом они и сами наряду с другими становятся их жертвами, что и произошло в результате Октябрьской революции в России. В подготовку и проведение революции (октябрьского переворота) наши правдоискатели, выступая нередко под псевдонимами, внесли весомый вклад. Ради сохранения им подобных за ними нужен глаз да глаз, дабы они не устроили у нас либо в другой части земного шара новую октябрьскую или иную революцию с самыми трагическими последствиями. Мы уже вдосталь ими нахлебались. Этот недостаток присущ и нам, русским. И мы томимы жаждой осчастливить все человечество, а в своем собственном доме до сих пор не можем навести элементарный порядок 12.

Вернемся, однако, к Собчаку. Его звездный час наступил с началом избирательной кампании. На первых порах к ней вроде бы никто не относился всерьез. Казалось, что, как и в прошлые «самые демократические выборы», все пойдет по заранее расписанному сценарию – в партийных органах различных ступеней наметят кандидатов в депутаты, причем заранее определят процент членов партии и беспартийных, женщин, молодежи, представителей рабочих, колхозников и интеллигенции, военных и т. д. Однако избирательная кампания спутала все карты: на предвыборных собраниях стали выдвигать множество кандидатов, зачастую самых неожиданных, причем некоторые выдвигали самих себя и проходили. Партийные органы оказались явно не подготовленными ни к дирижерским, ни даже к диспетчерским функциям – они растерялись. Если раньше многозначительной ремарки: «Есть мнение» – с поднятием головы вверх было вполне достаточно, чтобы какой бы то ни было плюрализм мнений тотчас же исчезал, то ныне бьющий половодьем митинговый демократизм масс вышел из берегов. Попытки же взять его под контроль приводили к обратному эффекту: кандидат в депутаты оказывался в стане гонимых, что заранее обеспечивало ему успех.

В этой разбушевавшейся стихии, когда неискушенные в политике и по-детски доверчивые массы готовы были клюнуть на любую наживку, когда народ просто-напросто истосковался по живому, не по бумажке произнесенному слову, люди типа Собчака почувствовали себя как рыба в воде. Платформа многих оказавшихся на гребне волны кандидатов строилась по следующему незамысловатому рецепту: в первой, обличительной части кандидат в пух и прах разносил (и, надо сказать, не без оснований) административно-командную систему, причем чем хлеще это делалось, тем больше было шансов на успех. Мне не раз приходилось быть в гуще людей, слушавших очередного пророка. Если оратор был остер на язык, не щадил аппаратчиков, травил «байки», в которых иногда была и доля правды, о дачах, машинах, валютных счетах, любовницах, взятках и т. д. сильных мира сего, то это вызывало неизменное одобрение слушателей и сопровождалось репликами: «во дает», «вот это мужик (или баба)» – в зависимости от пола кандидата и т. д.

Во второй части программы на доверчивых слушателей или читателей обрушивался град обещаний по части улучшения продовольственного положения страны, оздоровления условий труда и быта, скорейшего решения жилищной проблемы, коренного улучшения систем здравоохранения и народного образования, решения проблем экологии, военнослужащих, пенсионеров, многодетных матерей и т. д. Ни одно из этих обещаний, как правило, не было обосновано, обсчитано (во что оно обойдется и за счет каких источников его собираются выполнять), да и многие из кандидатов, как показали последующие события, вовсе не собирались их выполнять. Им было важно не упустить свой шанс, повысить свой рейтинг, занять депутатское кресло, а там видно будет. Разумеется, я далек от мысли бросить тень на всех кандидатов, участвовавших в избирательных баталиях, но то, что многие из них преследовали при этом свои прозаические цели, далекие от интересов избирателей, сомнений не вызывает.

В число кандидатов попало немало и лиц с неустроенной судьбой, в чем-то ущербных, которые не смогли, по их мнению, реализовать себя на избранном поприще; к сожалению, в их числе немало женщин, которые привнесли в предвыборную борьбу элементы истерии и излишней запальчивости.

Оказались среди них и люди сомнительной репутации – бомжи, шизофреники, лица, привлекавшиеся к ответственности и судимые за общеуголовные преступления – хищения, хулиганство, преступления против личности и т. д. Любопытно, что сейчас эти лица определяют иногда (по крайней мере, на муниципальном уровне) состав правоохранительных органов.