Марина Цветаева - Ахматова и Цветаева

Николай Степанович прибыл в Петербург в конце апреля и нашел жену у Шилейко. На следующий день она, как и обещала, попросила мужа дать развод, похоже, не без тайной надежды, что он воспротивится. Гумилев не воспротивился, поскольку перед венчанием сказал невесте, что она свободна от каких-либо перед ним обязательств и вольна поступать как ей заблагорассудится. И тут же – стремительно, словно назло ей, женился на очень хорошенькой, но (по мнению Ахматовой) совершенно ничтожной барышне. В положенный срок новая жена, Анна Николаевна Энгельгардт, родила ему ребенка – дочь Елену, – и Гумилев закрутился, чтобы прокормить разросшееся семейство.

(Говорит Анна Ахматова)

«Мы прожили с Николаем Степановичем семь лет. Мы были дружны и внутренне многим обязаны друг другу. Но я сказала ему, что нам надо расстаться. Он ничего не возразил мне, однако я видела, что он очень обиделся. Вот это стихотворение о лесе, что я вам прочитала, это обо мне… Тогда он только что вернулся из Парижа после своей неудачной любви к Синей Звезде. Он был полон ею – и все-таки мое желание с ним расстаться уязвило его… Мы вместе поехали в Бежецк к бабушке взглянуть на Леву. Мы сидели на диване, Левушка играл между нами. Коля сказал: «И зачем ты все это затеяла». Это было все… Согласитесь, на этом ничего не построишь, – прибавила она с грустью, – этого мало, не правда ли?… – И, помолчав: – Я нахожу, что мы слишком долго были женихом и невестой. Я в Севастополе, он в Париже. Когда мы поженились в 10-м году, он уже утратил свой пафос…»

«…Потом, безо всякого перехода, она прибавила:

– Второй брак его тоже не был удачен. Он вообразил, будто Анна Николаевна воск, а она оказалась – танк… Вы ее видели?

Я сказала, что видела: очень хорошенькая, с кротким нежным личиком и розовой ленточкой вокруг лба.

– Да, да, все верно: нежное личико, розовая ленточка, а сама – танк. Николай Степанович прожил с нею какие-нибудь три месяца и отправил к своим родным. Ей это не понравилось, она потребовала, чтобы он вернул ее. Он ее вернул – сам сразу уехал в Крым. Она очень недобрая, сварливая женщина, а он-то рассчитывал наконец на послушание и покорность!»

«…Пьер Сегер выносит на обложку книги переводов моих стихов (1959) заманчивое сведение о том, что я была разведена два раза (и это на обложке!), причем первый раз я была принуждена это сделать, а случилось это перед Революцией. Бедный мой разводик! (Начало августа 1918 года.) Думал ли он, что ему будет такая честь, что через сорок лет он будет выглядеть как мировой скандальный процесс. А я даже никуда не ходила, ни с кем не говорила, абсолютно не знаю, как это происходило. Я просто получила бумажку, что разведена с таким-то. Был голод, был террор – все куда-то уезжали (многие навсегда), быта не было, все разводились.

Нас так давно уже все привыкли видеть врозь, никто не интересовался чужими делами. До того ли было! И вот проходит сорок лет, и я узнаю, что перед Революцией была принуждена развестись. Почему перед, почему принуждена? Кого я должна благодарить за такую информацию? Вероятно, давший такие роскошные сведения пожелал остаться неизвестным, как говорили в старину…»

Пока Гумилев был жив, Анна Андреевна считала, что причина их вечного противоборства – психологическая несовместимость, помноженная на ее трудный характер. С годами она поняла, что «сокрытым двигателем» семейных конфликтов было ее стремление отстоять свою индивидуальность – не женскую, поэтическую.

Как я теперь думаю, весь мой протест в этом деле был инстинктивное желание сохранить себя, свой путь в искусстве, свою индивидуальность. Действительно поразительно, как девочка, 10 лет находившаяся в непосредственной близости от такого властного человека и поэта, наложившего свою печать на несколько поколений молодых, ни на минуту не поддалась его влиянию.

Осенью 1918 года, получив разводные бумаги, Ахматова вышла замуж за В. К. Шилейко. На немедленном оформлении брака настаивал Вольдемар Казимирович, он, видимо, опасался, что Анна передумает.

Гениальный Шилейко оказался плохим мужем – глупо и грубо ревнивым, мелочным, капризным. Однако Анна Андреевна почти два года не хотела признаться в этом ни себе, ни друзьям.

«19 января 1920. Вчера – у Анны Ахматовой. Она и Шилейко в одной большой комнате, – за ширмами кровать. В комнате сыровато, холодновато, книги на полу. У Ахматовой крикливый, резкий голос, как будто она говорит со мною по телефону. Глаза иногда кажутся слепыми. К Шилейке ласково – иногда подходит и ото лба отметает волосы. Он зовет ее Аничка. Она его Володя. С гордостью рассказывала, как он переводит стихами – А livre ouvert – целую балладу, – диктует ей прямо набело! “А потом впадает в лунатизм”.

25 января. Мороз ужасный. Дома неуютно. Сварливо. Вечером я надел два жилета, два пиджака и пошел к Анне Ахматовой. Она была мила. Шилейко лежит больной. У него плеврит. Оказывается, Ахматова знает Пушкина назубок – сообщила мне подробно, где он жил. Цитирует его письма, варианты. Но сегодня она была чуть-чуть светская барыня; говорила о модах: а вдруг в Европе за это время юбки длинные или носят воланы. Мы ведь остановились в 1916 году – на моде 1916 года».

(Говорит Анна Ахматова)

«Вот с этого места началась для меня Москва, – сказала она, когда мы проезжали мимо какого-то переулка близ Кропоткинской. – В 18 го-ду, я, замужем за Шилейко, жила тут, в Третьем Зачатьевском. Лютый холод и совершенно нечего есть… Если бы я тогда осталась в Москве, другой была бы моя биография… Неподалеку был храм, там всегда звонили.

– “С колоколенки соседней звуки важные текли”? – спросила я.

– Нет, “Переулочек-переул…”»

Скоропалительное замужество Ахматовой кончилось так, как и должно было кончиться: Анна Андреевна сбежала от В. К. Шилейко и поступила на работу в библиотеку Агроэкономического института. Здесь же и квартировала, в служебном помещении. Потом Ольга и Артур Лурье перевезли ее к себе. Словом, жизнь была пестрой, странной, а какой она могла быть в те годы, голодные, холодные – без завтрашнего дня? Но поэты продолжали писать стихи, а издатели их издавать. В апреле 1921-года у Ахматовой в издательстве «Петрополис» вышел «Подорожник», шла работа и над пятым сборником «Anno Domini». И вдруг все рухнуло. Наступил август. Сначала Гумилев, чудом выбравшись из Крыма, привез ей известие о самоубийстве брата Андрея. В августе же умер Блок. А на похоронах Блока Ахматова узнала об аресте Николая Степановича. Друзья были настроены оптимистично, но Анна Андреевна сердцем чуяла беду.