Николай Амосов - Полевой госпиталь. Записки военного хирурга

Перечислю важное о Кате. Вышла замуж на последнем курсе, окончила с отличием, поступила в аспирантуру по терапии, защитила кандидатскую, потом – в 33 года – докторскую. Родила дочку – Анюту, получила кафедру, написала четыре книжки и много статей, подготовила два десятка диссертантов. Последнее событие – в 2000 году – избрали в члены-корреспонденты Медицинской академии. Муж – профессор хирург. Вот такая получилась дочь. Горжусь.

В том же 1970 году было еще событие: Лида взяла собаку, сучку трех месяцев, доберман-пинчер, назвали Чари. Собака мне была не нужна, Лида взяла для себя. Однако пришлось ее выгуливать и она стала мне как близкий друг. На девятом году жизни, я не досмотрел, случилась первая беременность, не могла родить, сам оперировал дома, щенята были мертвые. Погибла от пневмонии. Три дня от нее не отходили. Очень переживали. И тут же взяли такую же – «Чари вторую». Эта жила десять лет, так же любили. Умирала от рака, очень тяжело. Больше брать собак не решились: слишком много переживаний, когда умирают.

Чари побудила меня бегать, чтобы рационально использовать время, отведенное для гулянья.

Физкультура для меня – одна из основ жизни. Придется рассказать историю. В раннем детстве я рос один и «программы» физического развития не отработал. Труд в хозяйстве прибавил силы, но не дал ловкости: плавать, танцевать и ездить на велосипеде не научился. С уроков физкультуры сбегал в школе и в институте. Но всегда был здоров. На войне впервые был приступ радикулита, потом он часто повторялся, возможно, от длительных операций. В 1954-м стало совсем плохо: на рентгене определились изменения в позвонках. Тогда я и разработал свою гимнастику: 10 упражнений, каждое по 100 движений. Это помогло. Чари добавила утренние пробежки. Система дополнилась ограничениями в еде: строго удерживал вес не более 54 кг. Продумал физиологию здоровья, и получился «Режим ограничений и нагрузок» – любимая тема для публики.

О лекциях стоит сказать особо. К публичным выступлениям пристрастился в конце 60-х годов. Наверное, мне льстили аплодисменты и возможность говорить на грани дозволенного: надеялся, что депутатский статус защитит от КГБ. Сначала выступал от общества «Знание», а когда прославился, приглашали всюду, в Москву, Ленинград, Прибалтику. На Украине объездил все области: приезжал на один день и прочитывал три лекции. Темы были самые разные: от «здоровья» до социализма и искусственного интеллекта. Платили по 40 рублей за лекцию, но и те годились на «левые» (мужские) расходы.

Новая клиника.В конце шестидесятых годов трехэтажный дом стал для нас тесен. Высшее начальство решило построить еще одно большое здание. Проектировали долго. В 1972-м начали строить, и через три года закончили. Большой дом в шесть этажей с операционными, конференц-залом с расчетом на 350 кроватей. Старое здание оставили под поликлинику, рентген и аптеку. Расширили штаты, набрали выпускников из института. Получилось хорошо. К 1980 году количество операций довели до 2000, из которых 600 – с АИК.

Результаты, однако, не радовали, настроение было плохое, хотя я оперировал ежедневно.

В 1981 году, при моем неохотном согласии, Лида купила под дачу вполне приличный дом, в поселке за полсотни километров от города. Я приобщился к дачной жизни только через год – понравилось бегать в лесу и столярничать в мастерской. В институт ездил на электричке.

В июле того же 1982 года произошел очередной душевный кризис: часто умирали больные. Объявил, что на все лето бросаю хирургию и буду заниматься только кибернетикой. Жил на даче три месяца – делал модели общества и ездил на семинары в своем отделе.

Только в ноябре начал понемногу оперировать. Постепенно все вернулось к прежней жизни.

Болезнь.Все беды приходят неожиданно: на фоне обычного режима летом 1985-го начались перебои в сердце. К осени развился полный блок: частота пульса – 40, бегать уже не могу. Нужен стимулятор, но я упорствовал, пока не развилась гипертония. Под Новый год передал институт заместителю – думал, что насовсем, и поехал на операцию в Каунас, к Ю. Ю. Бредикусу. Лида и Катя поехали со мной.

Стимулятор заработал отлично, и к середине февраля 1986-го я вернулся: снова директорство, операции, бег.

Аварию в Чернобыле, в апреле 1986-го, семья пережила на даче, 50 км от злополучного места. Я с самого начала считал, что вредные последствия преувеличены: писатели и политиканы напугали публику и весь мир. В результате миллионы людей сделали невротиками на многие годы. Врачи тоже поддались этому психозу.

В 1987 году в стране начались эксперименты: выборный директор, кооперативы, самостоятельность предприятий, советы трудового коллектива. Мы тоже добились хозрасчета, чтобы получать деньги от министерства не по смете, а за операции. Результат – количество операций с АИК почти удвоилось и приблизилось к двум тысячам. В полтора раза повысилась зарплата. Работать стало интереснее.

Между тем в декабре 1988-го подошел юбилей: 75 лет. Решил оставить пост директора, но продолжать операции. Были трогательные проводы: чуть не расплакался. Раз в неделю я оперировал с АИК. Но это была уже другая жизнь, скучная…

В стране господствовала эйфория демократии – свободно выбирали Народных депутатов. С 1962 по 1979 год я уже был членом Верховного Совета и тогда убедился, что это ширма для диктатуры партии. Теперь, казалось, все будет иначе: народ получит реальную власть.

Я-то знал, как ее нужно употребить. Поэтому, когда наши врачи выдвинули меня в кандидаты – я согласился. Было пять конкурентов, включая кандидата от КПСС, но я прошел в первом туре.

В мае 1989 г. был 1-й съезд народных депутатов: две недели свободных высказываний, выступления Сахарова, отмена контроля партии, первый демарш прибалтов и многое другое.

Меня выбрали в Верховный Совет: нужно заседать непрерывно, как в настоящем парламенте. Я просидел три месяца и убедился, что эти пустые словопрения не для меня. В Киеве пытался проводить свою программу помощи медицине и школе и снова потерпел неудачу: порядки остались прежние, администраторы со всем соглашались, но ничего не делали. На депутатские приемы приходили по 30–40 человек, они уже не просили помощи, как раньше, а требовали. При публичных встречах народ резко критиковал власть. Депутатам тоже доставалось.

Осенью, по моей просьбе, московские врачи помогли освободиться от парламента – нашли аритмию. Но заседания и приемы избирателей остались. Загрустил. А что сделаешь?

Но все-таки жизнь в Москве не прошла без пользы: Верховный Совет открыл доступ к статистикам и запрещенным книгам.

Провел три большие социологические исследования через газеты, узнал настроения народа. Об этом опубликовал несколько статей в газетах и журналах.