Александр Пыльцын - Офицерский штрафбат. Искупление

Я сам принадлежу к тому поколению, которое шагнуло в войну прямо со школьной скамьи. Но именно он, советский патриотизм, воспитанный не только у школьников, но и у большинства истинно советских людей самых разных возрастов, был той силой, которая поднимала народ до высот самопожертвования ради победы над врагом.

Что касается армейских штрафных рот, то своих личных впечатлений о них не имею, так как не приходилось с ними на фронте соприкасаться. Но достоверно знаю из документов и от реальных свидетелей, что фронтовые офицерские штрафбаты и армейские штрафные роты в какой-то степени объединяет лишь общая принадлежность к понятию «штрафные» да, может быть, и возлагаемые на тех и на других особо сложные боевые задачи. Штрафбаты и штрафные роты были совершенно разными воинскими организациями, они не были похожи между собой прежде всего по составу и общей военной подготовке.

Штрафные роты, как уже упоминалось, комплектовались рядовыми и сержантами, проявившими трусость и паникерство в бою, дезертирами или совершившими другие преступления. Именно в эти штрафные подразделения направлялись и уголовные элементы, направляемые на фронт из мест заключения. Но это были только те из заключенных, кто не попадал в разряд досрочно освобождаемых за мелкие преступления и направляемых на фронт в обычные, не штрафные, части. В армейские штрафроты направлялись другие осужденные, имеющие более серьезные сроки по приговорам, но кому гражданская совесть не позволяла в тяжелое для страны время быть вне рядов ее честных защитников.

Первые мои представления об армейских штрафных ротах и кое-какие сведения об их составе и поведении в бою я получил от бывшего командира такой роты, майора Коровина, попавшего штрафником на 3 месяца в наш штрафбат по суду Военного трибунала. Но тогда у нас не было времени и условий для подробных бесед, да вскоре трибунал отменил приговор, оправдал ротного, и он убыл в свою ОШР. Хотя из его рассказов я знал, например, что штрафники роты воевали хорошо, никаких заградотрядов за ними не было, оружием, боеприпасами и продовольствием они снабжались исправно, и награждали их за подвиги не густо, но реально.

Значительно позже, уже в самые первые годы нынешнего столетия, в Харькове, когда я там жил после увольнения в запас, мне довелось встретиться с бывшим командиром 5-й штрафроты 64-й армии, переименованной затем в 66-й ОШР 7-й Гвардейской армии, полковником в отставке Михайловым Владимиром Григорьевичем. Времени на длительную беседу у нас тогда тоже не случилось, и мы договорились о том, что несколькими днями позднее обменяемся информацией и примерами из нашего опыта боевой работы со штрафниками в таких разных формированиях, как штрафбаты и штрафные роты. Однако судьба нам такого шанса не оставила, скоропостижная кончина Владимира Григорьевича помешала этому.

Знакомый мне член Харьковского комитета Международного союза ветеранов войны Станислав Старосельцев дал возможность прочесть его публикацию о В.Г. Михайлове «Командир штрафной роты», помещенную в газете «Панорама» (октябрь 1999 года). Вот несколько строк из этой статьи: «Он принял заключенных, охраняемых усиленным конвоем. К большому удивлению охраны, зэков тут же, после короткой беседы, обмундировали и выдали им оружие с полным боекомплектом. Риск был огромен. По общепринятой логике, ожидать от них следовало чего угодно. Но ни один не оказался впоследствии трусом, дезертиром или членовредителем… Подчиненные лейтенанта Михайлова смело шли на прорыв, штурмуя, казалось бы, неприступные из-за огневой мощи высоты и населенные пункты».

Уже позже, в 2013 году, мои поиски сведений об отдельных армейских штрафных ротах позволили мне дополнить эту часть информации несколько более подробными публикациями командира другой, 11-й, штрафной роты 11-й Гвардейской армии 3-го Прибалтийского фронта, лейтенанта Владимира Ханцевича. Интервью с ним были опубликованы 16.05.2008 в «Независимой газете» и 18.03.2010 в дальневосточной газете «Тихоокеанская звезда».

Приведем фрагментарно выдержки из этих интервью:

«В ноябре 1944 года сформирована 11-я отдельная армейская штрафная рота (ОАШР). В бой пошли только через несколько дней после серьезной подготовки: обучение владению оружием, рытье окопов и т. п. Нас подняли по тревоге, выдали сухой паек на два дня, и рота покинула лагерь. На позициях одного из наших полков для выбора участка операции и разработки плана разведки боем. Полковая разведка помогла нам в этом. После артподготовки рота поднялась в атаку, мы быстро ворвались в немецкую траншею. Рота понесла большие потери, был ранен командир роты, убит один из командиров взводов. Командование ротой приказали взять мне. Несмотря на потери, результат: двое пленных, засечены огневые точки противника. Через несколько дней был взят Гольдап при минимальных потерях. В районе города Инстенбург общие потери были большими: более половины убитых, рота потеряла трех офицеров из пяти (один был убит). После боя в строю осталось 10–20 процентов. На раненых составлялись т. н. реляции (письменное донесение). Они рассматривались военным трибуналом, который и принимал решение о снятии с них судимости. Тут было такое условие: подвиг нераненого штрафника должен быть равноценен подвигу бойца, которого оформляли на звание Героя Советского Союза, тогда он искупал свою вину подвигом, и с него снимали судимость».

Пожалуй, это все, что я узнал из общения с бывшими командирами штрафных рот или из публикаций о них.

Полагаю, изложенные в этой главе действительные факты боевого использования штрафных формирований периода Великой Отечественной войны помогут освободиться от злостных вымыслов о них тем, кто еще верит всякого рода псевдоисторикам, недобросовестным авторам и их издателям.

Начну со своей родословной. На первый взгляд это может представлять интерес для современного читателя лишь как описание быта и социальных условий жизни полвека тому назад. Но это и характеристика той эпохи, в которой формировалось мировоззрение нашего предвоенного поколения. Да и не помешает пролить свет на непростые тридцатые годы, как они складывались на Дальнем Востоке, особенно голодный для населения многих регионов СССР 1933 год. Было мне 10 лет, но я хорошо помню это время.