Николай Павленко - Елизавета Петровна

Роль соглядатая оказалась не по душе Головкину и Апраксину, и они заявили Петру о намерении удалиться от двора, если он не изменит своего отношения к принцессе Елизавете.

Угроза нисколько не охладила страсти Петра; что следует из депеш послов в 1728 году. 10 января испанский посланник герцог де Лириа писал: «Больше всего царь доверяет принцессе Елизавете — своей тетке, которая отличается необыкновенной красотой: я думаю, что его расположение к ней имеет весь характер любви». Два месяца спустя де Лириа в очередной депеше подтвердил свое наблюдение о влюбленности императора в Елизавету Петровну: «Он заявляет открыто, что не нравится великой княжне, которая, впрочем, ведет себя с величайшим благородством и осторожностью». Он же, 10 мая: «Принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собою только одну русскую даму и двух русских служанок».

Неизвестный художник Портрет Петра II. Около 1800-х гг.

Холст, масло. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

8 августа 1728 года де Лириа заметил охлаждение племянника к тетке, возможно потому, что у нее появился новый фаворит: 1 августа она отправилась пешком на богомолье в сопровождении лишь одной дамы и А. Б. Бутурлина. Ревнивец не велел генералу входить в свои покои, а также, по свидетельству испанского посла, стал меньше интересоваться принцессой Елизаветой: «Он не выражает ей прежнего внимания и реже входит в ее комнату». Впрочем, Маньян объяснял охлаждение Петра к цесаревне сближением ее с гренадером, «зашедшее, как некоторые полагают, должно быть, слишком далеко».

Начиная с ноября, донесения де Лириа наполнены осуждением Елизаветы, изменяется и оценка ее нравственного облика. 15 ноября он извещал Мадридский двор о ее дурном поведении, которое, как он полагал, приведет к ее заточению в монастырь, а спустя две недели в Мадриде прочли еще более резкий отзыв: «…красота ее физическая — это чудо, грация ее неописанна, но она лжива, безнравственна и крайне честолюбива». По сведениям де Лириа, к концу января 1729 года царь будто бы окончательно охладел к тетке: «Елизавета Петровна заметно в немилости у царя, который и виделся с нею вот уже три недели». Донесение в феврале: «…принцесса Елизавета предается собственным удовольствиям и наслаждениям с такою ужасною публичностью, что доходит до бесстыдства. Нужно ждать, что недалеко то время, когда с нею поступят как-нибудь решительно».

Последний раз отзыв о поведении Елизаветы Петровны де Лириа поместил в депеше, отправленной 14 марта 1729 года: «Поведение цесаревны Елизаветы с каждым днем делается все хуже и хуже: она без стыда делает вещи, которые заставляют краснеть даже наименее скромных».

Могут возникнуть сомнения относительно достоверности сведений де Лириа, поскольку он пользовался информацией Ивана Долгорукова, отец которого стремился отвадить Петра от тетки и с этою целью мог распространять всякого рода сплетни. Кроме того, и у самого Ивана были веские основания проявлять к Елизавете враждебность — она отклонила его предложение выйти за него замуж. Историки, однако, располагают свидетельствами других современников, подтверждающих беспутное поведение Елизаветы Петровны.

Фельдмаршал Миних: «От рождения была чрезмерно сладострастна и часто говорила своим приближенным, что была довольна только тогда, когда была влюблена. Вместе с тем она была непостоянна и часто меняла фаворитов».

Фридрих II, пользовавшийся донесениями своих дипломатов из Петербурга: «Обе принцессы (Елизавета Петровна и Анна Леопольдовна. — Н. П. ) имели одинаковую склонность к сладострастию. Только Мекленбургская принцесса прикрывала ее завесою жеманства, а принцесса Елизавета доводила сладострастие до разврата». Министр иностранных дел Франции де Мервиль в 1728 году более деликатно отозвался о поведении цесаревны: «Надо признаться, что принцесса Елизавета отличается с юного возраста весьма необычайным поведением, нечего сомневаться, что такое поведение разрушит все надежды, которые она, быть может, уже питала».

О поведении Елизаветы Петровны были наслышаны не только в Париже и Берлине, но и в столицах других европейских государств, что с конца 20-х годов значительно сократило число желающих жениться на ней. Датский посланник Вестерман поведал Маньяну, что его король «не расположен видеть супругой принца, своего близкого родственника, принцессу такого поведения, как поведение принцессы Елизаветы».

Анонимный автор, чье свидетельство относится ко времени увлечения Петра II Елизаветой, хотя и проявил снисходительность к оценке поведения цесаревны, но факт распущенности отметил: «В поведении ее осуждают лишь то, что она ветрена и не соблюдает внешних приличий, ибо она нередко проводит недели без гофмейстерины с императором в деревне, ежедневно выезжает верхом и на охоту, что, вероятно, зависит от недостаточного ее первоначального воспитания, когда правила скромности не очень строго соблюдались».

Полученная в молодости репутация поклонницы сильного пола стала достоянием следующего после современников Елизаветы Петровны поколения. Князь М. М. Щербатов называл ее «любострастной императрицей», а автор биографии Петра III Гельбиг заметил: «Самый снисходительный моралист был бы возмущен отношением Елизаветы Петровны к мужчинам. Она не обращала ни малейшего внимания ума и сердца при выборе своих любимцев, а руководилась в них единственно телесною красотою».

Далеко не все амурные похождения цесаревны зарегистрировали источники. Первым ее любовником был камергер ее двора Александр Борисович Бутурлин, его сменил Семен Нарышкин. Привязанность цесаревны к Нарышкину вызвала ревность у Петра II, и соперник по его повелению был сослан на Украину.

Трагичнее всего сложилась судьба прапорщика Семеновского полка Алексея Яковлевича Шубина. По свидетельству К. Рондо, его опала была вызвана попыткой Э. И. Бирона, фаворита Анны Иоанновны, навязать цесаревне в мужья своего брата, «которого она не любит, но который постоянно находится при ней». У Шубина «отняли все, чем великая княгиня жаловала его, а самого его отправили в Сибирь под чужим именем». По другой версии, опала последовала после высказывания Шубина о том, что на троне должна сидеть не Анна Иоанновна, а его возлюбленная. Елизавета Петровна сильно переживала разлуку, и ей приписывают следующие строки из сочиненного ею вирша: