Александр Намгаладзе - Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию

Собственно, у них теперь было одно главное дело – ДОСП и всё, что с ним связано. В частности, на данный момент они боролись с Распоповым за снятие выговора, который он объявил своему заместителю – Мингалёву «за проведение в помещении Института собраний официально незарегистрированных организаций».

Я этот выговор собственными глазами видел: на стене в коридоре висит. Досповцы считали выговор незаконным: сотрудники института оставались после работы обсуждать проблемы общественной жизни страны и собственного института – в чём тут криминал? Выговор тем не менее висел.

Непрерывно приходилось выяснять отношения с местными партийными и советскими органами, не знавшими, что же делать с этим ПГИ, как там навести порядок или направить их энергию в нужное русло, но где, собственно, проходит это русло – никто теперь не знал.

На вечер Слава пригласил меня к себе домой в гости вместе с Юрой Мальцевым и Алексеем Кропоткиным – ниияфовцем из Москвы, магнитосферщиком, знакомым мне ещё со времён зимней апатитской космофизической школы конца шестидесятых годов (было тогда такое трио из НИИЯФа – Кропоткин, Алексеев, Шистер; я выступал перед ними с рассказом о своей кандидатской на импровизированном семинаре в ПГИ), но не близким знакомым, встречался я с ним редко, лишь когда попадал на магнитосферные сборища.

Дома у Славы по случаю студенческих каникул гостила Юля, папина любимица, заметно похорошевшая за время, которое я её не видел, и превратившаяся из угловатого подростка в симпатичную девушку. Представили мне и Отошу, Отто, шестилетнего сына Славы и его новой жены Тани, не без досады, как мне показалось, охарактеризовавшей своё дитё как совершенно заурядное создание, которое, мол, и демонстрировать-то не стоит.

Хотя Славик заранее предупредил, что разносолов не будет, что он советует поужинать прежде, чем к нему в гости идти, тем не менее стол был накрыт, и Слава выставил гостям маленькую и остатки водки из другой бутылки, квашеную капусту и жареную картошку с мясом.

Перекусив, перешли к чтению отрывков из мемуаров, которые я специально на этот случай прихватил с собой из Калининграда. Я читал кусочки из описаний приключений времён чехословацких событий («Живаго», Лужбин, выборы), известных в общем-то Славе и Юре либо как непосредственным участникам этих приключений, либо из моих прежних устных рассказов о ладушкинской жизни тех времён.

Слушали моё чтение именно так, как мне и мечталось о таком слушаньи – ни звука постороннего. Так слушали меня те же Юра и Слава, когда я в старинные времена читал им вслух что-либо из понравившихся мне литературных новинок. Когда я кончил – прочёл всё, что взял с собой, Слава после некоторого молчания произнёс:

– Да, бойко ты пишешь, ничего не скажешь.

А Юра сказал:

– Я всё это знал, ты раньше ведь рассказывал, а всё равно интересно было слушать.

Но и без этих комплиментов само их внимательное слушание было мне достаточной наградой.

Ну, и, разумеется, не обошлось без разговоров о демократии, о перестройке и о ДОСПе, проблемами которого жили Слава и Юра.

Я недоумевал: не жалко им столько сил и времени тратить на то, чтобы насадить демократию в ПГИ, привести к самоуправлению толпу сотрудников, вовсе этого самоуправления не жаждущих и к нему не готовых.

Тане не понравилось моё пренебрежительное отношение к народу – «толпе сотрудников», как я выразился, а Слава заявил, что под лежачий камень вода не течёт, и, что, если с народом не работать, не приобщать его к демократии, так он никогда и не станет готовым к самоуправлению. Нельзя научить плаванию в сухом бассейне.

– Всё это так, – согласился я, – но мне кажется, что бороться за демократию в рамках ПГИ – это не того масштаба деятельность для Славы и Юры, мелковато.

– Что же делать, я не член Политбюро, и даже не член ЦК, к сожалению, – ответил мне Слава.

– Жалеешь теперь, что в партию не вступил? – пошутил я.

– Да нет, конечно. С ума сошёл, что ли? Просто каждый должен бороться за демократию на своём месте. На том, которое он занимает.

Прощаясь с Таней, Алексей приглашал её заходить к нему в Москве, когда она будет там, на что Таня опять же не без досады, как мне показалось, заметила, что она не Слава, который по командировкам разъезжает, она к кухне привязана.

На следующий день разговоры на те же темы возобновились на безалкогольном товарищеском ужине, устроенном организаторами семинара для его участников в ресторане гостиницы «Аметист».

Собрали по пятёрке, в былые времена на эти деньги и напиться можно было, а теперь – только пожрать. Тем не менее народу явилось много, полный банкетный зал, даже не хватало мест. Слава рекламировал эту встречу как дискуссионную, но общей дискуссиии не получилось, народ явно не готов был или не желал дискутировать всухую.

Единственный дискуссионный – на весь зал – вопрос был задан неким Федоренко, человеком сравнительно новым в ионосферно-магнитосферных кругах, но физиком известным:

– Скажите, а кто это додумался сделать ужин безалкогольным? И зачем?

На это Слава без тени смущения ответил, что он считает алкоголь отнюдь не обязательным для беседы, а кроме того их – организаторов и так со всех сторон зажимают (тут имелось в виду, что организаторами семинара явились фактически одни досповцы), не хватало ещё, чтобы им спаивание иногородних и местных учёных приписали.

Ну, что же, народ поел, поговорил – на местах, ибо слышно было только соседа, и разошёлся, кто куда. Не помогли и мои призывы к Славе организовать общий разговор, каковой был им обещан. Я же большую часть вечера проболтал со своей очаровательной юной соседкой.

Она пришла вместе с Юрой Мальцевой и ещё одной женщиной, точнее, Юра появился в сопровождении двух дам, из которых старшая была, я догадался, его новой женой. Я как-то видел её один раз несколько лет тому назад, когда приезжал в Апатиты, но уже забыл, как она выглядит. Теперь, когда я пригляделся и вспомнил её, она мне показалась симпатичнее, чем в тот раз.

Юра со своими дамами пришёл поздно, когда все места были уже разобраны, он с женой сел на другом конце стола, а рядом со мной оказалась их прелестная спутница, девушка лет двадцати, в которой я опознал-таки, хоть и не сразу, Алёну – Юрину дочь от первого брака, маленькой я её часто видывал и хорошо помнил.

Как и Славина Юля, она похорошела, прямо расцвела. Как и Юля, приехала на каникулы (студентка третьего курса матмеха ЛГУ), вот не знаю только – к папе или к маме. Пришла сюда, во всяком случае, с папой, по его, думаю, инициативе. Мы разговорились.

Алёна держалась запросто, раскованно, без комплексов и в то же время скромно, так, как и следовало держаться. Узнав, что я и есть тот Намгаладзе, с которым папа вчера был в гостях у Ляцкого, и который читал там вслух свой роман (!), она принялась расспрашивать меня об этом моём произведении, которое ей расхваливал папа.