Мадлен Лево-Фернандез - Хелена Рубинштейн. Императрица Красоты

Производство шерсти приносило немалый доход, и многие бывшие золотоискатели сделали состояние на мериносах.

Братья Зильберфельды, отпрыски семьи банкиров, тоже, вероятно, были привлечены золотыми приисками. Потом из диггеров [10] От английского глагола to dig – рыть, копать. Диггерами в 1850-е годы называли золотоискателей. С 1914 года так стали называть австралийских солдат. , таких же нищих, как и все остальные, они превратились в стокменов (австралийских ковбоев, которые пасли большие стада овец) и в конце концов купили свою собственную ферму.

В мемуарах Хелена рассказывает об этом по-другому [11] Каждый эпизод своей жизни Хелена Рубинштейн излагала в нескольких вариантах. Она любила придумывать разные истории, но часто рассказывала об одном и том же происшествии по-разному во всех своих так называемых мемуарах – книге на английском языке «Жизнь за красоту», книге на французском – «Я – косметолог» и в биографии, написанной ее секретарем Патриком О’Хиггинсом. . Луи Зильберфельд якобы был окулистом, но поскольку Колеран – городок маленький, работы было немного, и разведение овец стало его вторым занятием. В принципе возможно, что у него был свой лоток на рынке, где среди прочего продавались очки, ну а чтобы сводить концы с концами, он завел стадо овец!..

Хелена быстро разочаровалась в жизни на ранчо. Она терпеть не могла деревенскую жизнь, еще больше – буш, эту сельскую Австралию, которая и сейчас является важнейшей сферой местной культуры. Еще хуже было то, что женщинам запрещалось заниматься какой-либо работой и они жили в полной праздности. Азария, которую Хелена называет «прекрасной бабочкой», хорошо приспособилась к этому беззаботному существованию, но для самой Хелены оно оказалось невыносимым. Была запрещена даже работа по дому, ведь заниматься кухней, чистить мебель, следить за прислугой – все это считалось неприличным для молодых девушек из хороших семей.

Одним словом, Хелена заскучала. Она, которая одна вела хозяйство целой семьи, да еще и участвовала в делах отца, не могла выносить это вынужденное безделье. Почти каждую ночь она плакала. Раздражало даже то, что могло бы стать приятным развлечением. Довольно быстро она стала искусной наездницей, но и это занятие допускалось только в виде легкой забавы. «Как я могла выносить верховую езду, когда все вокруг, казалось, просто родились на лошади?» – говорила она впоследствии [12] «Я – косметолог», op. cit., с. 41. . Но больше всего она ненавидела манию младшего дяди таскать ее на пешие прогулки по окрестностям. Это было очень утомительно: приходилось ходить в туфельках на каблуках, потому что купить ботинки ей было не на что.

Все шесть месяцев, что она провела в Колеране, Хелена посещала начальную школу, которой руководили две старые девы – барышни Круч и Аррояве. Там она начала изучать английский. И именно там ей впервые стали говорить комплименты за бледный цвет лица. «Новые друзья в Колеране восхищались молочным оттенком моей кожи, – рассказывала она. – А ведь в Кракове все девушки были такими! Но в Австралии женщины были загорелыми, с обветренными щеками, так что моя бледность горожанки казалась им поразительной» [13] «Жизнь за красоту», op. cit., с. 42. .

Была и еще одна причина для разногласий с дядей.

Луи Зильберфельд превратился в настоящего ocker (окера): у него появился австралийский акцент, его поведение и мировоззрение полностью соответствовали ценностям австралийских рабочих и жителей буша. Он ценил прежде всего океризм [14] Австралийский вариант франкофильства. Приверженность тому, что считается австралийским образом жизни. , даже гордился своим стилем, немного в манере актера Пола Хогана, современного австралийского «Крокодила Данди». Такого поведения Хелена не выносила. Иногда она даже открыто смеялась над ним. Дружить с Азарией у нее тоже уже не получалось. Несмотря на то что девушки были очень привязаны друг к другу, они слишком долго прожили в разлуке, чтобы сохранить свою дружбу. Увлечение кузины жизнью в буше, о которой она столько восторженно писала Хелене в Краков, было непонятно молодой польке. Отец вырастил и воспитал ее не в материальной роскоши, но с любовью к богатствам искусства и науки. Хелена поняла, что устала от буша, огромного, бесконечного и негостеприимного, где эвкалиптовые леса чередовались с пустынями и солеными озерами. Она захотела уехать в город, и Азария не стала ее отговаривать.

Одно деликатное обстоятельство только укрепило это решение. Хелена заметила, что во время их бесконечных пеших походов по окрестностям, неуклюже суетясь вокруг billy – маленького котелка, в котором бушмены готовили себе чай на костре, молодой дядюшка не перестает восхищаться ее бледным лицом и большими темными глазами. Она будоражила в нем воспоминания о родной Польше… Он не мог больше противиться этому очарованию и в конце концов сделал ей предложение, пообещав блестящее будущее хозяйки австралийской фермы. Такая перспектива и их разница в возрасте ужасали ее. Она категорически отвергла все его ухаживания.

Однажды Хелена прогуливалась по рынку в соседнем городке и познакомилась со старым аптекарем, который пригласил ее к себе работать. Она с восторгом согласилась. Неизвестно, что нравилось ей больше – сама работа или просто возможность чем-то заняться. Она увлеклась приготовлением лекарств, рецепты которых придумывала сама. «Надо признать, что это было моим предназначением – я умела готовить мази, травяные настои и притирания, – вспоминала она. – Я получала от этого огромное удовольствие, а еще больше мне нравилось изучать труды по фармацевтике, искать новые рецепты и формулы. Именно в то время я всерьез заинтересовалась химией и косметологией».

Но дядюшкам эта затея совсем не понравилась. Они считали, что это вполне достойное молодой польки занятие роняет ее в глазах австралийского общества. В конце концов Хелена была вынуждена отказаться от работы.

Ее ждали новые возможности: друзья дяди предложили Хелене стать гувернанткой их детей. И хотя нельзя сказать, что детей она любила больше всего на свете, все же это было спасением от скучной жизни на ранчо. Она сразу же уехала, и удача наконец улыбнулась ей. Это были очень приятные люди, которые относились к ней как к дочери.

Семейство дружило с лордом Лемингтоном, губернатором Квинсленда, и он часто бывал у них в доме. Вокруг этого английского лорда, человека очень заметного, собиралась компания космополитов, в основном европейцев. Многие молодые европейские дамы, особенно англичанки, жаловались на губительное действие австралийского солнца, ветра и пыли на их нежную кожу. Оказавшись в жестком австралийском климате, они очень страдали от того, что их лица покрывались загаром, а кожа грубела: загар тогда не был в моде. То, что у Хелены сохранялся нежный цвет лица, казалось им просто чудом. Хелена призналась, что никакого волшебства тут нет – все это результат материнской заботы. Она рассказала о чудесном креме, который мать потихоньку сунула ей в чемодан перед отъездом. Рассказ имел большой успех: теперь все хотели попробовать чудо-крем.