Варвара Малахиева-Мирович - Маятник жизни моей… 1930–1954

15 лет – “хорошенькая” гимназистка. Хвост ухаживателей-гимназистов, кадетов. Влюбленность – несчастливая – в студента, именно в такого, который не был в нее влюблен. Рискованные поступки (“я пришла к вам, как Елена к Инсарову” [65] Герои романа И. С. Тургенева “Накануне” (1860). ). Насмешливое отношение его и близких ему товарищей. Ожесточенные насмешки матери (жили вдвоем с матерью-вдовой).

19 лет. Курсы, партия. “Служба связи” (“в дождь, без зонта, без калош месишь грязь где-то за Пулковом, не знаешь, что в руках – бомба или просто книги, ночи не спишь, ждешь обыска, голодаешь”). До политики никакого дела не было, но хотелось “смысла жизни” и геройства. При этом – велик был страх тюрьмы. Начиналась уже мания преследования. Доктор отослал к матери в Киев на поправку.

20 лет. Ухаживание сильно пожившего неврастеника, богатого человека, 38 лет, владельца типографии [66] Кульженко Василий Стефанович, издатель, искусствовед, полиграфист. С 1924 г. преподаватель Киевского художественного института. Издатель журнала “Искусство и печатное дело”, основатель Киевской Школы печатного дела, сотрудник Украинского научного института книговедения (в 1924–1928 гг.). . Обещание с его стороны что-то устроить для рабочих, для партии [67] Наталья Николаевна была действительным членом Красного Креста (помощи политзаключенным). ; обещание фиктивного брака и т. д. Замужество. Соблазн нарядов, головокружительного успеха у мужчин. Когда входила в ложу театра, множество биноклей устремлялось в ее сторону и в фойе раздавался шепот: “M-me K., M-me K. Боже мой, что за красавица”. Стала красавицей – редкой, поразительной. Воздушность стана, мраморность лица, при сильной, точно накрашенной, алости прелестного рта, льдистая синева глаз и сказочно обильные пепельно-золотые кудри, в которые можно было завернуться, как в покрывало. Неприступный – даже нечеловеческий облик – Горный Дух. Глубокий, глуховатый, нежный голос – точно издалека идущий. Была и поза. Театрализация своей жизненной роли, парадное несение своей красоты. Но была и детская доверчивость (ко мне, например, – я старше ее была на 8 лет), и ученическое обожание в мою сторону, и растерянность от нового положения, и тоска о любви.

Встреча с известным писателем-философом [68] Речь идет о философе Н. А. Бердяеве. Он бывал в квартире супругов Кульженко на ул. Пушкинская, д. 4. “В 1900 г. Н. Н. Кульженко была дамой сердца Бердяева”. (Вадимов. Жизнь Бердяева. Россия. – Oakland California. 1993. С. 50.) – взаимная влюбленность (в первый год замужества). Его ссылка в Архангельск [69] Ошибка: Н. А. Бердяев был сослан в Вологду в 1901 г. В 1902 г. получил разрешение проживать в Житомире. . Она бросилась к нему – муж не препятствовал – по благородству и неврастении (устал от ее метаний, неудовлетворенности и от самой КРАСОТЫ ее). В Архангельске пробыла только три дня – все обсудив, решили там, что не в той стадии любовь, чтобы соединять жизненные пути. Приехала печальная, разочарованная, с чувством пустоты жизни. Стала мечтать 0 театре, о театральной карьере – муж отпустил в Петербург, в театральную школу. Там пленила целый ряд лиц своей красотой. Бальмонт, Минский писали ей мадригалы. Но почему-то она осталась там холодна ко всем. А вернувшись в Киев, по злому выражению своей матери, “влюбилась в сиреневые панталоны”. Поляк, аристократ, прожигатель жизни в театральной среде – красотой ли, изяществом манер или равнодушием к ее красоте сразу покорил сердце Наташи – вернее, разбудил в ней первое в ее жизни страстное, женское влечение к мужчине – к мопассановскому bel-ami [70] Милый друг (фр.). . Может быть, он согласился бы на флирт, на легкую связь – но его испугало исступленное, открытое обожание, каким, потеряв голову, Наташа окружила его. Он был груб, не отвечал на записки, говорил публично дерзости. Однажды она стала на колени у его подъезда, когда он выходил (дом стоял в саду). После одного из оскорблений с его стороны Наташа отошла от него, разбитая нравственно. Муж, то негодовавший, то жалевший ее, ничем не мог помочь ей.

24 года. Приехал в Киев философствующий критик, замечательно плюгавый человек [71] Волынский Аким (Флексер Аким Львович), писатель, критик, искусствовед. Ср.: “Это был худенький, маленький еврей, остроносый и бритый, с длинными складками на щеках, говоривший с сильным акцентом и очень самоуверенный. Он, впрочем, еврейства своего и не скрывал (как Льдов-Розенблюм), а, напротив, им даже гордился” (З. Гиппиус. Воспоминания. М., 2001. С. 256). , ростом с тринадцатилетнего мальчика, но опьяненный своими мыслями, искренно считающий себя гениальным писателем, кроме того – пророком, призванным “глаголом жечь сердца людей”. Он попал в гостиную Кульженко и скоро загипнотизировал пленившую его, тоскующую без дела и без любви красавицу, внушил, что она только его и ждала, что они – “вечные спутники”, что она его Мадонна и т. д. И увез ее от мужа. В Петербурге они бедствовали.

Четыре года она протомилась в жалком номерке на Пушкинской улице [72] В Петербурге на ул. Пушкинской в д. 20 находилась гостиница “Пале-Рояль”. В 1890-1900-е гг. здесь жил А. Волынский. В. Брюсов, бывавший у него в гостях, записал в дневнике 20 ноября 1902 г.: “Был у Волынского. Он занимает жалкую комнатку, где некрашеный стол, складная кровать и единственный стул. Посадив меня на него, он сам должен был сесть на кровать. Он кривлялся как паяц, сдвигал кожу по всему лицу и, плюясь, ругал всех кругом” (В. Брюсов. Дневники. Письма. Автобиографическая проза. М., 2002. С. 143). (от мужа избегала брать денежную помощь).

Мать ее рассказывала: “Приезжаю, а моя дура сидит с ногами на кровати – башмаки в починке. С поджатыми ногами ест размазню. Я говорю: признайся, это весь твой обед? Отвечает гордо: конечно. Входит Волынский, со мной и не здоровается, не замечает, лицо сумасшедшее. – Наталья Николаевна (к ней)! Знаете, что я понял сейчас? Что я – царь иудейский! Моя дура – хлоп размазню об пол, а сама на подушки. Обморок. Я начала его честить. Как только я одна умею. Все высказала. А он – что ж бы вы думали? Улыбнулся и говорит:

– Вы еще не родились, Юлия Владимировна. Как же с вами разговаривать?

Это я-то не родилась – в 66 лет!”

28 лет. Наташа вернулась к мужу, устав голодать в Петербурге и разочаровавшись в своей роли – а может быть, и в своем пророке. Муж устроил ее в местном театре. Она сыграла красивую сумасшедшую девушку в какой-то пьесе Юшкевича [73] Юшкевич Семен Соломонович, прозаик и драматург. Потом эврипидовскую Артемиду [74] Вероятно, речь идет о пьесе Еврипида “Ипполит”, поставленной в 1907 г. в Киевском драматическом театре “Соловцов” замечательным режиссером Константином Александровичем Марджановым (Марджанишвили). . В этот день – на Масленицу – у нее хлынула горлом кровь. Оказалось – туберкулез, и уже запущенный. Начались скитания по курортам Ривьеры и Швейцарии. Муж время от времени навещал ее, звал вернуться в Киев, где за столом его всегда ставился прибор для жены и перед прибором – цветы. Но была уже связь с молоденькой евреечкой, маленькой актрисой [75] Кульженко Полина Аркадьевна (урожд. Голубкова), вторая жена В. С. Кульженко, актриса (сценическое имя Гудалова), окончила Высшую театральную школу Киевского товарищества искусства и литературы. В 1915–1919 гг. работала в киевском театре “Соловцов”. В 1912 г. обвенчалась с известным книгоиздателем В. С. Кульженко. В 1913 г. родилась дочь Людмила (умершая в 1932 г.). В 1920–1924 гг. училась в Киевском археологическом ин-те, искусствовед. Окончила аспирантуру, работала в Киевской картинной галерее (Музей русского искусства), преподавала. В 1945 г. была арестована, осуждена на десять лет. С 1955 г. после освобождения, жила и работала в Костроме. Умерла в доме престарелых в 1982 г. . Когда Наташа наконец надумала вернуться, заместительница ее готовилась стать матерью, прибор и цветы уже не ставились перед креслом отсутствующей жены – и муж сказал, что уже поздно. Что он готов помогать, но жить вместе не придется. “Живи с матерью. Я буду давать на содержание. А тут, ты видишь, хозяйка уже Полина”. Подошла революция. Состояние мужа пошатнулось – потом и совсем рухнуло. Помогал он мало. Началась жизнь, полная одиночеством, болезнью и лишениями. Все прежние друзья охладели за годы заграничных скитаний Наташи, забыли ее и, вспомнив, не узнавали в растолстевшей, хотя все еще красивой женщине, близкой к сорока годам, ослепительно прекрасного горнего духа прежних лет. Не было даже переписки с друзьями (хотя Наташа была очень литературна и превосходно владела пером в области писем, и друзья, большинство, были литераторы).