Варвара Малахиева-Мирович - Маятник жизни моей… 1930–1954

Какая огромная нежность у меня к друзьям. В каком праздничном осиянии рисуется каждая встреча. А будет иначе. В празднике встреч нужно сотворчество. Мне же только Ольга (в Москве) будет по-праздничному рада. И еще, если бы была вправе, – Женя. И Даниил, если бы не был в Трубчевске.

Днепр, длинный мост. Как всегда: усi зачиняйте окна! В окно видны горы – вправо от них низины Подола. Вечерние огни города как вспышки памяти из ночи прошлого, световые значки отошедших в вечность дорогих жизней. И моего детства, моей молодости. Украинская речь – интонации песни, смеха, юмора и резонерства. Или равнодушной и высокомерной тупости. Взволнованное лицо старого друга – некогда Нилочки Чеботаревой, потом Л. Н. Тарасовой (душевная связь с 7 лет). Купель освежительных, обновительных воспоминаний детства, юности, всей жизни. Старики, живущие далеко от мест, где прошла первая полоса их жизни, должны непременно попадать в эти места, чтобы отчетливее спаять кольцо сознания – от первых предутренних проблесков его до последних лучей заката.

Так велика была потребность души пройти сегодня с Сережей по этим полупустынным печерским окраинам, по этим улицам и площадям, где я ходила в детские годы. Было даже минутами такое чувство, что он идет рядом, и я мысленно говорила ему:

– Вот здесь было приходское училище [95] Киевское народное училище, в котором училась Варвара, находилось на Печерске в Бутышевом переулке, д. 11 (теперь ул. Андрея Иванова). Открыто в 1809 г. Сюда принимали детей всех сословий и полов: мальчиков – не младше 8 лет, девочек – не младше 7 и не старше 11. Сейчас это Печерская гимназия № 75. , куда меня отдали восьми лет. И был у меня расшитый розами “саквояж” для книг и тетрадок. А в нем кроме книг лежал стеариновый кролик – величиной с мизинец. Величайшая драгоценность, хрупкость которой я сознавала и потому не решалась оставлять его дома, где были малыши 5-ти и 3-х лет – брат Миша и сестра Настя, жаждавшие овладеть моим сокровищем. И в первый же школьный день кролик погиб под “Родным словом” или “Задачником” Евтушевского, гибельности чьего соседства для стеариновых свойств любимого существа я не предвидела. Было утешение: за 10 копеек купить такого же кролика. Такого же! И в те годы, как всю жизнь, мне было недоступно утешаться заменой чего бы то ни было, мной утраченного. Всё, как и сейчас, ощущалось как неповторимое и незаменимое.

…А вот, Сережа, – “плац”, за ним – видишь – валы [96] Речь идет о Киевской (Новой Печерской) крепости. Плац – площадь перед Северной полубашней на территории Киевского военного госпиталя (в этом здании жила семья Тарасовых). Центральный корпус госпиталя окружали валы. . Они еще совсем зеленые. И такого цвета зелень только в Киеве, в стране моего детства. И такой голубоглазой, ясноглазой, божественно прозрачной лазури, как в здешнем небе, нет во всем мире. Сквозь эту лазурь просвечивают ангельские крылья и лик Христа, благословляющего детей, как в “Родном слове”. И еще что-то неназываемое, упоительно-прекрасное, тайна, которую потом душа старалась уместить в словах: Истина, Красота, Любовь.

Под этим небом, на этих валах росли весной фиалки. Как жаль, что теперь не весна! Такого фиолетового цвета нет ни у одного цветка, кроме киевских фиалок. Он темен, таинствен – никакая голубизна незабудок не сравнится с ним. И аромат этих фиалок родствен лилиям Благовещения.

…Там, направо, в круглой крепости была Прозоровская церковь [97] Прозоровская церковь – Киевская Военно-Прозоровская Свято-Владимиро-Александро-Невская церковь. Находилась на Печерске, в башне № з (Прозоровской) Васильевского укрепления Киевской крепости. Была устроена на средства генерал-фельдмаршала князя А. А. Прозоровского (первоначально при инвалидном доме, затем перенесена в башню). Иконостас в три яруса сооружен по рисунку императора Николая I. Под спудом храма погребены князь Прозоровский и его супруга, в самом храме стояла серебряная урна с сердцем фельдмаршала. Надпись на урне гласила словами протоиерея Левады: “Сердце его заснуло в вере. Оно живое Богу своему”. . В ней стоял под стеклянным колпаком сосуд, где хранилось сердце князя Прозоровского. И была на металлической урне надпись: “Будь верен до смерти, и дам тебе венец живота”.

В этой церкви на Троицын день щеголеватый, лысый, с кудрями у висков священник в голубой муаровой рясе раздавал букетики роз, жасмина, пионов и нарциссов с серебряной травкой, окропленные святой водой. Церковь была вся в березках. На полу – мята, кануфер, любисток. На голове у меня красовалась белая шляпа – “пастушка” с синей лентой. Новая. В руках букет – самый желанный с полурасцветшей розой. Батюшка мне улыбнулся. Певчие пели что-то ангельское. В окне пыльно золотились лучи майского солнца и указывала надпись: “Будь верен до смерти”.

Это было преддверие райских радостей.

А вот и Большая Шияновская – улица, на которой я родилась. И дом, и двор уже другие. Но так же выходит на Малую Шияновскую [98] Большая Шияновская улица – ныне улица Лескова, Малая Шияновская – ныне улица Немировича-Данченко. забор, на котором мы, попирая все запрещения, висли каждый раз, когда раздавалось “святый Боже, святый крепкий”. По Малой Шияновской часто проносили покойников на Зверинское кладбище [99] Зверинец – историческая местность на территории Печерского района г. Киева (название происходит от богатства района “зверьем” – в стародавние времена). Зверинецкое кладбище основано в 1860-х гг. при церкви Рождества Иоанна Предтечи (сгорела в 1935 г.) и сохранилось до сих пор. . С головокружительным любопытством и с ужасом смотрели мы на желтые и бело-восковые лица, силясь постигнуть, что такое произошло с ними, всем существом возмущаясь против закона смерти. Эти покойники вплетались потом в наши сны, от которых мы просыпались в холодном поту: они приходили обедать с нами (все такие же восковые, с закрытыми глазами), оказывались спящими, прислонясь к нам, на наших кроватях, ловили нас по темным закоулкам. На 9-м году, проникшись идеей воскресения мертвых [100] Так подействовал последний член символа веры: “чаю воскресения мертвых”. – Примеч. В. Г. Мирович. , я решила заняться делом воскресения. Без тени сомнения в своих силах и правах. Я обещала осиротевшей двоюродной сестре Маше, что весной, как только можно будет пройти на кладбище, я воскрешу ее мать. Когда я услыхала от бабушки, что только Христос и немногие святые творили такие чудеса, я решила прибегнуть к чудотворному кресту с частичкой мощей, который хранился в нашем кивоте. И велика была горечь моего недоумения, когда взрослые мне разъяснили, что и чудотворный крест тут не поможет и что вообще чудеса были раньше, а теперь “давным-давно уже никто не воскресает”.