Александр Адашев - 15 лет на зоне. Записки убийцы поневоле

А в тот момент я, сбитый с толку необычной вежливостью приехавших сотрудников, без возражений согласился ехать с ними.

К чему я это вел? Совершенно не обязательно к Вам будет вламываться ОМОН в масках, выбивать двери и разбивать стекла в окнах. Может быть все чинно-благородно!

Однако, как я сейчас понимаю, этому надо было огорчаться, а не радоваться. Если арест производится без запугивания, выбивания дверей и физического воздействия, то будьте уверены: на Вас столько материала, что от ваших показаний мало что зависит. Не требуются уже ни явки с повинной, ни признания вины. По-любому посадят.

В противном случае, то есть если арестовывали Вас страшные здоровые люди в черных масках и после этого мероприятия все болит, а голова не соображает – знайте, что своим поведением в дальнейшем Вы можете как облегчить, так и усложнить себе жизнь на ближайшие годы. Очень важно, что будет говориться и подписываться. Тут лучше всё-таки заставить голову соображать.

Но, продолжу про то, что происходило со мной.

Жена моя, делавшая тогда вид, что любит меня, попросилась ехать вместе со мной. Запросили по рации начальство. Начальство дало добро. Накинула она на халат пальто, спустились мы в милицейский бобик и поехали.

На входе в Управление нас уже ждали. Меня повели на четвертый этаж допрашивать, а ей сказали побыть внизу, типа «он скоро вернется». Мы не обнялись с поцелуем на прощание, думая, что мероприятие не займет много времени.

Хорошо, что человек не знает своего будущего. Если бы я знал, что мы в следующий раз увидимся через год, девять месяцев и девять дней, мое психическое здоровье уже тогда бы пошатнулось. А так, и до сих пор, слава Богу, все в порядке.

На четвертом этаже меня уже ждали. Дознаватели. По-простому, опера. Первым делом мне были предъявлены фотографии наших потерпевших. Прижизненные и посмертные. И именно в этот момент я понял, что сегодня меня точно не отпустят. Естественно я огорчился. До этого момента, пока они не были обнаружены, говорить можно было что угодно. А сейчас…

Раскалывать меня принялись следующим образом. «Мы, – говорят, – знаем, что представляли собой потерпевшие, у нас они проходили, один ранее судим за сутенерство, поэтому предполагаем, что вы так с ними поступили в порядке самозащиты». Ну, конечно же. В глобальном масштабе так оно и было. «А за превышение пределов необходимой обороны много не дают, а тебя так вообще отпустят». Таким образом, мягко и аккуратно, было получено от меня подтверждение участия в событии, а дальнейшее уж было делом техники.

Вывод прост до невозможности. Милиция делает свое дело, а цель его в том, чтобы раскрыть и доказать преступление как можно более тяжкое. Лучшее доказательство – показания подозреваемого.

– Был?

– Был!

– Присутствовал?

– Присутствовал!

Значит, организатор и исполнитель. И далеко не по делу о превышении пределов необходимой самообороны. Ведь факты можно трактовать по-разному. И думать, что следствие будет делать это в вашу пользу – глупо. За это им премию не дадут и в звании не повысят.

С моими подельниками, по их рассказам, обошлись не так вежливо. Им досталось. Думаю, что из-за того, что следствию надо было решить, кто виноват больше. Кто меньше. Кто бил, кто держал, кто нанес ножевые ранения.

Но, так или иначе, в первые же дни после ареста в нашем деле все было предельно ясно. Адвокатов к нам сначала не пускали. У меня он был, но к тому моменту когда ему дали со мной поговорить, я уже наговорил на себя такого, что он взялся за голову. Поэтому, самое основное правило поведения в милиции, не говорить без адвоката ничего. Какая бы злая или добрая она (милиция) не была. Сейчас это проще, чем раньше, когда адвокатов по закону не были обязаны допускать к подозреваемому до первого допроса.

Часто спрашивают, можно ли решить вопрос сразу же, а если можно, то как это сделать. Исходя из своего опыта, подозреваю, что можно. Главное не ошибиться в какой момент. У меня такой момент был. Как я уже писал, сразу же за меня взялись дознаватели. Но, интересно то, что день моего задержания совпал с днем украинской милиции, и посмотреть на меня сразу же пришли генерал, начальник управления области, и прокурор области, который и подписывал мне санкцию. Оба они поводу праздника были в парадной форме и в хорошем настроении. И оба выразили желание со мной поговорить. А я, дурак, отказался. К тому моменту я уже был, выражаясь помягче, в шоке и соображал не очень хорошо. А если бы соображал, то мог бы предложить кому-то из них подарок в размере своей машины (735-й BMW), и пошел бы я по делу свидетелем. Не буду утверждать, что это стопроцентный факт, но подозреваю, что именно этого они и хотели.

Я, повторюсь, отказался разговаривать. И поэтому день для меня закончился тем, что посадили меня в «шестерку» и транспортировали в Бровары на КПЗ. Других подельников развезли по всей области, кого куда. Сделано так было потому, что дело наше вела прокуратура области, и для того, что бы между нами не было связи, распределили нас далеко друг от друга.

Книга эта, однако, не только мои мемуары. У нее есть определенная цель – дать советы по поведению в таких ситуациях и характеристику сотрудникам наших правоохранительных органов.

До описанных выше событий я сталкивался с милицией. В основном с гаишниками. Хотя, был опыт общения и со следователями. Проходил я по одному делу о мошенничестве. Решилось оно возмещением ущерба потерпевшей стороне и закрытием дела. Был даже потерпевшей стороной, когда ограбили мою квартиру. (Грабителей я тогда вычислил сам, быстрей милиции). Так что предмет я знаю.

Так какая же бывает милиция и как иметь с ней дело, в зависимости от статуса и положения представителя органов.

Первое, что хочется написать по этому поводу, это то, что как и все люди (рискую нарваться на критику!) милиционеры чувствуют отношение к ним и реагируют на него. Но не адекватно. Видя, что отношение нормальное, ответ будет нейтральный. Ну, а если человек всем своим видом показывает, что мусора есть мусора, то и поступать с ним будут как с преступником и маньяком. Не важно, что человек этот может быть чист перед законом. Милиция умеет доказывать обратное.

Второе, работа в милиции, так или иначе, предполагает определенное знание психологии.

Гаишники безошибочно (за редкими исключениями) определяют, у кого можно брать, а у кого не стоит.

Опера не раскрыли бы ни одного преступления, если бы не знали у кого, когда и как получать информацию. Потому что, если кто думает, что раскрываемость зависит от работы экспертов, от способности следователей к описанному в детективах логическому мышлению, то он ошибается. Опера знают, кто потенциально может иметь необходимую информацию и как ее получить. Кого задержать и напугать, кому предложить какую преференцию, а кого купить. В основном наркотиками. Чудесно знают они, кто кого может сдать.