Анна Вырубова - Страницы моей жизни. Романовы. Семейный альбом

Воспоминания А. А. Танеевой наводят на мысль, что одной из главных, если не главной, причиной неприязни к императрице Александре Федоровне, неприязни, которая возникла в известных слоях общества, а оттуда, приукрашенная молвой и сплетней, перешла в массы, был чисто внешний факт – замкнутость ее жизни, обусловленная прежде всего болезнью наследника и вызывавшая ревность со стороны тех, кто считал себя вправе стоять близко к царской семье. Мы видим, как росло это настроение, вызывая все больший и больший уход в себя императрицы, искавшей успокоения в религиозном подъеме. Она стремилась хотя бы в формах простой народной веры найти разрешение мучительным противоречиям жизни. Мы видим также, какое чистое, любящее и преданное России сердце билось в той, которую считали надменной, холодной и даже чуждой России царицей. И если это впечатление так упорно держалось, то, спрашивается, не лежит ли вина прежде всего на тех, кто не сумел или не захотел ближе и проще подойти к ней, понять и охранить от клеветы и сплетни ее тоскующую душу?!

Мы видим из воспоминаний А. А. Танеевой ярче, чем из всех других источников, весь ужас измены, окружившей царский дом, видим, как в минуту беды отпадали от государя и его семьи один за другим все те, кто, казалось, обязан был первым сложить голову за их защиту: тщетно ожидали императрица и великие княжны того флигель-адъютанта, которого считали ближайшим своим другом; отказался прибыть в Царское Село по зову государя его духовник; приближенные и слуги, за исключением нескольких верных, поспешили покинуть их при первых же признаках развала; и много другого тяжелого и позорного узнаем мы из этих воспоминаний.

Но есть в воспоминаниях А. А. Танеевой и особая черта, выделяющая их из других впечатлений первых времен смуты. Наряду с тяжелыми картинами развала, предательства и измены, как много чистых и светлых явлений ею отмечено. Среди бесконечного, казалось бы, озверения сбитого с пути народа сколько прорывается чуткого сострадания и ласки, сколько геройского самоотвержения, сколько привязанности к старому, гонимому прошлому. Все эти трогательные люди, укрывающие от преследований несчастную, затравленную женщину или пытающиеся оградить ее от остервенелых солдат и матросов, все эти раненые, помнящие добро и ласку, – в них оправдание России, в них ее светлое будущее! Старое, доброе, хорошее погибло или замолкло, придавленное обвалившейся на него громадой злобы и страстей, но Она жива – эта бесконечно трогательная душа православной сердобольной России. Под грубой корой предрассудков, под грязью и гноем, хлынувшими из трещин истории, – продолжает жить нежное и сострадательное сердце народа. Оно – лучшая порука в том, что не все потеряно и погибло, что настанет день, когда из праха, из развалин и грязи встанет Россия, очистит себя покаянием, стряхнет с души своей инородное иго и вновь явит изумленному миру беззаветную преданность исконным своим идеалам. И погибший праведник-царь станет тогда первой святыней России.

Анна Вырубова, 1912–1913

Приступая с молитвой и чувством глубокого благоговения к рассказу о священной для меня дружбе с императрицей Александрой Федоровной, хочу сказать вкратце, кто я и как могла я, воспитанная в тесном семейном кругу, приблизиться к моей государыне.

Отец мой, статс-секретарь Александр Сергеевич Танеев, занимал видный пост главноуправляющего Собственной Его Императорского Величества канцелярией в продолжение двадцати лет. По странному стечению обстоятельств этот же самый пост занимали его отец и дед при императорах Александре I, Николае I, Александре II и Александре III.

Дедом моим был генерал Толстой, флигель-адъютант императора Александра II, а прадедом – знаменитый фельдмаршал Кутузов. Прадед же матери – граф Кутайсов, друг императора Павла I.

Несмотря на высокое положение отца, наша семейная жизнь была проста и скромна. Кроме служебных обязанностей весь его жизненный интерес был сосредоточен на семье и любимой им музыке – он занимал видное место среди русских композиторов. Вспоминаю тихие вечера дома: брат, сестра и я, поместившись за круглым столом, готовили уроки, мама работала, отец же, сидя у рояля, занимался композицией. Благодарю Бога за счастливое детство, в котором почерпнула силы для тяжелых переживаний последних лет.

Шесть месяцев в году мы проводили в родовом имении Рождествено под Москвой. Это имение принадлежало нашему роду двести лет. Соседями были наши родственники, князья Голицыны, и великий князь Сергей Александрович. С раннего детства мы, дети, обожали великую княгиню Елизавету Федоровну (старшую сестру государыни императрицы Александры Федоровны), которая нас баловала и ласкала, даря платья и игрушки. Часто мы ездили к ним в Ильинское, и они приезжали к нам – на длинных линейках со свитой – пить чай на балконе и гулять в старинном парке. Однажды, приехав из Москвы, великая княгиня пригласила нас к чаю, после которого мы искали игрушки, спрятанные ею в большой угловой гостиной, как вдруг доложили, что приехала императрица Александра Федоровна. Великая княгиня, оставив своих маленьких гостей, побежала навстречу сестре.

Первое мое впечатление об императрице Александре Федоровне относится к началу царствования, когда она была в расцвете молодости и красоты: высокая, стройная, с царственной осанкой, золотистыми волосами и огромными грустными глазами – она выглядела настоящей Царицей. К моему отцу государыня с самого же начала проявила доверие, назначив его вице-председателем Комитета трудовой помощи, основанного ею в России. В это время зимой мы жили в Петербурге, в Михайловском дворце, летом же – на даче в Петергофе.

Возвращаясь от юной государыни после докладов, мой отец делился с нами своими впечатлениями. Так, он рассказывал, что на первом докладе уронил бумаги со стола и государыня, быстро нагнувшись, подала их ему, сильно смущенному. Необычайная застенчивость императрицы его поражала, «но, – говорил он, – ум у нее мужской». Прежде же всего она была матерью: держа на руках шестимесячную великую княжну Ольгу Николаевну, государыня обсуждала с моим отцом серьезные вопросы своего нового учреждения; одной рукой качая колыбель с новорожденной великой княжной Татьяной Николаевной, она другой подписывала деловые бумаги. Раз, во время одного из докладов, в соседней комнате раздался необыкновенный свист. «Какая это птица?» – спросил отец. «Это государь зовет меня», – ответила, сильно покраснев, государыня и убежала, быстро простившись. Впоследствии как часто я слыхала этот свист, когда государь звал императрицу, детей или меня; сколько было в нем обаяния, как и во всем существе государя…