Вера Васильева - Золушка с Чистых прудов

Потом, на встречах со зрителями, я иногда исполняла эти песни.

Спектакль понравился публике своей необычностью, однако я все же думаю, что его хрустальная красивость оставляла зрителя немножко холодным, хотя мы на сцене заливались слезами.

Спустя три года, в 1955-м, Валентин Николаевич Плучек поставил «Клопа» Маяковского. Спектакль имел огромный успех, и Валентин Николаевич занял по праву лидирующее положение и в нашем театре, и среди режиссеров Москвы. Все три спектакля Маяковского – «Баня», «Клоп», «Мистерия-буфф» – были сплавом поэзии и сатиры, лирики и драмы. В работе над этими пьесами вырабатывался новый театр с новым репертуаром, и я, со своими второстепенными для театра спектаклями, отошла на второй план. Я грустила, но считала это справедливым.

Вот перечень спектаклей, в которых я была тогда занята: «Личная жизнь» Финна, «Женихи» Токаева, «Где эта улица, где этот дом» Дыховичного и Слободского, «Судья в ловушке» Филдинга, «Последняя сенсация» Себастьяна, «Чужой ребенок» Шкваркина, «Профессия миссис Уоррен» Шоу, «Тень» Шварца. Роли мои были все хорошие, но ставились эти спектакли чаще всего актерами: то Олегом Солюсом, то Надеждой Ивановной Слоновой, то Андреем Крюковым. Это была режиссура актеров, а они не ставили своей задачей открыть что-то новое, поставить новаторский спектакль. Им просто хотелось работать, и они работали как могли. И спасибо им за то, что они делились со мной своим умением, приглашали играть в свои спектакли.

Целый ряд актеров, которые когда-то делали погоду в театре, оказались на обочине – столбовая дорога была не с нами. В лучших спектаклях В.Н. Плучека того времени мне места не было. Я не была его актрисой. Он не «съедал» меня, как это иногда бывает в театре, но мною просто не интересовался. Я не роптала, а, наоборот, с благодарностью принимала любую возможность работы, внутренне я даже как будто согласилась с тем, что, наверное, несовременна, что все лучшее у меня уже было и за это надо сказать спасибо судьбе. И когда мне дали роль Королевы Януарии в детском спектакле «Волшебные кольца Альманзора» Габбе в постановке Солюса, то я была счастлива, что играю возрастную роль, могу попробовать новый для меня характер.

Я придумывала и свой характер – неуверенный, капризный, нерешительный, инфантильный, – и свой внешний вид.

Королева-кукла – так рисовалась мне моя роль. Я пыталась ею быть и радовалась, когда забывала себя – рассуждающую, сомневающуюся. Как же хорошо было, смотрясь в свое зеркало в актерской уборной, чувствовать, что с каждым штрихом я становлюсь другой.

Вот под гримом стало нежно-фарфоровым личико с розовыми щечками. Вот черная мушка кокетливо приклеилась на розовой щечке, вот длинные загнутые ресницы открыли глупенькие круглые глаза, напудренный парик светло-голубого цвета с короной на голове завершал мой облик. Серебристо-лиловое платье с расшитым, как павлиний хвост, плащом сделало мою фигуру царственной, а из-под длинного кринолина высунулся кончик серебряной туфельки с бриллиантовой пряжкой. В набеленной руке – огромный белый веер, а в другой – тонкий царственный жезл…

И все-таки это только детский спектакль, а по вечерам шли триумфальные спектакли, которые смотрела общественность обеих столиц, критика, настоящие любители театра…

Так проходили долгие годы очень скромного существования – что-то лучше, что-то хуже… Но жить кое-как можно… А что делать? Не уходить же? И куда? Кому я нужна? И могу ли я что-либо интересное сделать? Этого никто не знает – ни режиссер, ни я сама. Но никто и не хочет узнать.

И вдруг… Как всегда в театре, это «вдруг»!

Плучек берет пьесу Назыма Хикмета «Дамоклов меч». Эта драматическая сатира написана талантливо, необычно. Я получаю роль Дочери Бензинщика. Роль скромная, внутренне мне подходит, внешне – не очень. Какая я западная девушка! Какая я американка!

В жизни я по-прежнему одеваюсь очень скромно, конечно, не допотопно, но и модницей меня не назовешь. Фигура, которую я, как и всякая актриса, стараюсь не распускать, – довольно-таки обыкновенная: без узких бедер, без длинных ног, на голове немодная прическа, а обычные кудрявые волосы – словом, не американка.

Рядом со мной в роли Дочери Судьи – Зоя Зелинская, сложенная, как Брижит Бардо – с таким же бюстом, талией, стройными ногами. Недаром именно в нашем театре актриса впервые играла драматическую сцену в купальнике, и это тогда ошеломило скромную публику.

Новая, кинематографически сдержанная манера поведения, сдержанная злость, сдержанная любовь. Графичность пластики, неразбросанность движений. Скупые интонации, ни одной улыбки – сплошная статика. И – победа!!!

Я рядом малозаметна, но все-таки делаю шажок в сторону от себя привычной: тоже сдержанная в интонациях, тоже неразбросанная в движениях, внешне менее бытовая, чем всегда: темный стриженый паричок, белый халат, белая медицинская шапочка, платье, графически вычерчивающее и облегающее фигуру, высокие каблуки. Пытаюсь загнать все чувства внутрь, кое-что удается. Я не лидирую в спектакле, но и не порчу его.

Именно в этой постановке впервые прогремело имя Папанова, игравшего Боксера, – сильная личность, спортивная фигура, сдержанность разъяренного быка и затаенность любви и боли. Никто, даже он сам, не ожидал, что будет так драматичен и так таинственно-притягателен. И всего этого добился Валентин Николаевич Плучек. Не давал нам «разыгрываться», углубляя наши чувства, и скрывал их за безынтонационностью, за бескрасочностью. Каждый из нас как бы проборматывал текст, он же нанизывал спектакль на внутреннее действие, на внутреннюю силу, подобную скрытой пружине.

Оформление – как на рекламном плакате: на белоснежных, графически изогнутых или вытянутых линиях (а декорации представляли собой геометрические фигуры, похожие на треугольники, с ярко очерченными сторонами) читалась каждая фигура действующего лица. Мы все как на ладони, поэтому мельтешить, суетиться было просто невозможно.

Огромный успех выпал на долю Плучека, Хикмета и главных исполнителей: Папанова, Зелинской, Менглета, Солюса, Архиповой, Ушакова, Александрова и мою. Естественно, не все были равно любимы в этих ролях, но все играли в едином ключе.

Играя в этом спектакле, я почувствовала, что становлюсь, не искажая своей природы, немножко другой актрисой, не такой, как хотел бы Плучек, но уже и не такой, какой любили меня Пырьев и Равенских. Для меня каждая роль, сделанная с В.Н. Плучеком, была хоть маленьким, но преодолением своих привычных сценических качеств, и я была благодарна ему за то, что с его помощью искала в себе новые внутренние качества.

Я не буду рассказывать подробно обо всех сделанных с Валентином Николаевичем работах. Остановлюсь лишь на нескольких, самых дорогих для меня.