Петр Вяземский - Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

О сейме, то-есть, о действиях еще ничего сказать не могу: теперь все еще продолжаются обряды. Вал у Заиончека был блестящий; жена адьютанта Вейсса на балы не приглашается. 5-го числа будет бал у Новосильцова, 15-го опять у Заиончека. Дом его царски отделан: un luxe insolent!

Сейчас с пытки: перечитывали перевод моей речи, который был очень удачен, но уже обезображен рукою высшею в ожидании высочайшей. Вот тебе речи. Сейчас отошли по экземпляру Карамзиным, Дмитриеву, Александру Булгакову, Василью или Алексею Пушкину. Только сейчас, а не потчивай других. Целую, милую.

7-го [сентября. Варшава].

Доставь это письмо Алексею Орлову для пересылки к брату. Здесь были маленькие шумы. На последнем сейме чтение протокола каждого заседания, как это делается во Франции, не было введено в употребление и, вследствие такого упущения, члены увидели в общем журнале сейма речи и голоса свои обезображенными. Ныне стали они требовать введения этого обычая, но маршал, опираясь на присягу свою держаться только постановлений уже раз определенных, а новых не допускать, отвергнул это предложение, как рассуждению палаты и не подлежащее, сложил свою булаву и стал ходить по зале. Тут возымели несколько голосов, обвиняющих маршала, что он отвергает предложение, еще палатою не рассмотренное и шум сделался общий, но после утих, и дело, вероятно, тем кончится, что протоколов не будет. Весь этот беспорядок и беспорядки следующие – плоды дурного выбора. Бал Николая Николаевича, данный 5-го числа, был прекрасный; еще несколько имеем в виду. Впрочем, ничего важного нет, а скуки довольно, а глупости и более, а уныния и вящше.

8-го сентября. [Петербург].

Письмо твое без числа, но вероятно от 27-го августа, получил. О Скибицком выправлюсь, если отыщу твою записку, ибо я, справясь в своем департаменте, бросил ее в свой подстольный архив, ut requiescat in pace. Пришли другую, если можешь.

Сегодня отправляется через Варшаву в Неаполь молодой Поггенноль к миссии. Я нагрузил его письмами и посылками к Батюшкову, описал ему все и всех и обещал за тебя, что ты воспользуешься отъездом Поггенноля из Варшавы, о котором можешь узнать от Северина или других дипломатов. Я послал ему от «Руслана» до «Урывков времени» Козлянинова: примечательное явление даже и в нашей словесности, произведение усердного члена нашего Англинского клоба. Он пишет, чтобы обедать в клобе, и экземпляр стоит обеда, то-есть, по цене, а не по достоинству. Пришлю тебе сегодня, если успею. Ты должен быть в числе подписчиков: это утешит автора,

Ив. Ив. Дмитриев просит тебя выписать для него: «Biographie pittoresque des députés. Portraits, moeurs et coutumes», с 15-ю портретами, в одной части, 1820. Но не знаю, удастся ли тебе достать ее, ибо мне ее прислали, как запрещенную в Париже. Он просит также тебя о присылке ему «Mémoires sur la vie et les écrits de m-r Suard», 2 volumes, но я напишу к нему, что эта. книга не стоит денег; вторую часть «Sur les Cent, jours», но она, кажется, еще не вышла.

Тебя удивило объявление Греча или, лучше, Воейкова о твоем содействии «Сыну» их, а еще более соседство твое с Гнедичем. Ответственность всего братства вашего взвалил на себя Жуковский. И дипломат Батюшков испугается, увидя себя в. числе журналистов; но ваши имена доставили Воейкову 6000 рублей ежегодно, а для отца семейства имя взаймы дать можно. Я ему самому сказал, что неприлично только ставить ваши имена, то-есть, Жуковского, Батюшкова и твое, с ним и Гречем; надобно беречь вас и вопреки вам самим, если нужно, и не сопричислять вас к ликам Гнедича, Греча и Воейкова в глазах всей публики. Не Воейков, а Жуковский за это рассердился. Воейков начал уже печатать из Жуковского «Для немногих», дабы журнал их не оставался для немногих. Если выходить публикацию ваших прений, то это может оживить их.

Вчера должен был приехать сюда Жуковский и Плещеев. Они обедали в Царском Селе у Карамзина, который опять занемог тем же ревматизмом и скоро принужден будет возвратиться в город. Плещеев оставил театр вследствие грубого письма к нему князя Тюфякина. Кокошкин уже помогает московскому князю Голицыну в управлении Москвою. St.-Félix также вышед вон. В своем роде и Плещеева выход из Дирекции подтверждает твое замечание о русских начальниках. Тюфякин дождется другой грозы, если не от актеров, то от зрителей, за своевольную раздачу билетов, которых мы 30-го августа получить не могли, несмотря на то, что явились. по его предложению с светом в театр. Если протекция – подлость и следовательно нужна для балета, то что же нужно для аренды?

Ты не уведомляешь меня об отъезде в Троппау и о прочем. Знать об отсутствии нужно нам для наших соображений.

Брат Сергей, узнав от меня о смерти Малышевой, огорчился необыкновенным образом. Он заказал Батюшкову эпитафию ей, подобную той, что на её младенца. Читал ли письмо в последнем «Сыне Отечества» о сей эпитафии и сложенной Воейковым и узнал ли в письме Блудова? Литература наша опять его задирает, и он начинает снова ею тешиться. Прости! Пора в Совет, хотя сегодня и бабий праздник, как говаривала Екатерина, то-есть, Рождество Богородицы. Авось успею еще выписать конец статьи об одном из депутатов:

«C'est à m-r Delessert qu'on doit les premiers succès de cette rivalité que notre humble betterave soutient encore avec les roseaux de St.-Domingue. M-r de Talleyrand, trouvant un jour sur une cheminée de l'appartement de l'Empereur un échantillon des produits nouveaux, le goûta et dit en le repoussant dédaigneusement: «Va te faire sucre». Napoléon, informé de cette plaisanterie, trembla qu'elle ne devînt populaire, et s'empressa de recompenser ostensiblement M. Delessert, par un cordon et un titre nobiliaire. Que de barons n'ont pas une origine si douce, et combien de fois les hasards de la noblesse n'ont pas été aussi plaisants!» Вот тебе для праздника! Взамен не пришлет ли чего нового от графа Апраксина?

Сибирякову все деньги собраны, и все тем же добрым Глинкою, который вместо чаю начал по утрам пить воду для того, что на чай нет денег. Между тем Милародович грозит ему за то, что он не хотел служить при нем. Скажи об этом князю Меньшикову, к которому я уже писал о Глинке, да и Закревский хотел писать. Балашев, отдавая помещику Сибирякова 5000 рублей, просил его удовольствоваться сею суммою, но дворянин отвечал: «Я человек благородный и не могу изменить данному слову, а я обещал уступить его за десять тысяч».

Читаю Laborde «Sur l'esprit d'association» и поучаюсь ошибками бывшей французской администрации, весьма для нас наставительными, и изъяснением выгод репрезентативной системы, которую он иначе называет, также весьма для нас поучительным; «Принца» Макиавеллиева с Реберговыми комментариями, а «Принц» сам есть комментарий на всю всемирную политическую историю, и наконец на сон грядущий: «Lettres de la marquise du-Deffant à Walpole», qui trouvait que Mithridate était l'ouvrage d'un garèon qui soit du collège. Читай Лаборда и не соблазняйся библейскими девизами при каждой главе. Он со временем пригодится.