Орбел Татевосян - Третья диктатура. «Явка с повинной» (сборник)

Никита Хрущевк 1964 году был «на хозяйстве» больше 10 лет. Последние 6 из них – в регалиях Сталина: Генсек ЦК КПСС и Предсовмина одновременно (вторую должность он себе взял после разгона просталинского Политбюро, убрав Булганина и выселив его с женой в 2-комнатную квартиру на Погодинку, ближе к последнему пристанищу – Новодевичьему кладбищу). 70 исполнилось ему в том же 64-м, в апреле. Были грандиозные торжества. Самому Никите они очень понравились. На них он и объявил: бодр, здоров вполне, готов служить народу многие годы. Народ аплодировал (ну, как иначе! Так было, так есть, так будет вовеки: как что Генсек изрек – бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию). Внешнее впечатление: власть его незыблема, если и покинет своего носителя, только вместе с его душой (или чуть позже, до прихода новых «вождей», после положенных и по такому случаю торжеств, уже без аплодисментов, не артиста же провожают в последний путь, а очередного политического фигляра). Полнометражный фильм «Наш Никита Сергеевич», толстенный фолиант «Лицом к лицу с Америкой», авторы которого (больше десятка их было) так до конца жизни и подписывались: «Лауреат Ленинской премии» (Никите сильно понравилось, как его там расписали, он и дал за нее высшую премию), заполненные рассказами о его «геройствах» в войну газеты (особенно в Сталинградской битве, 20-летие ее отмечалось больше года из-за него же: был он там членом Военного Совета одного из фронтов)… Слава! Слава! Слава! Надоедливая, навязчивая, но, увы, соответствующая царящим в те годы правилам игры.

Студент – третьекурсник факультета журналистики МГУ.Тогда в Москве иных университетов не было. Разве что «Дружбы народов» им. Патриса Лумумбы, который и до техникума не дотягивал (интервьюировал там одного студента из Уганды, убожество) да «марксизма-ленинизма» (ну, клубная самодеятельность, не более). Так что Ломоносов обычно не упоминался. Нацмен (не «титульный», вечно мнящий себя пупом Земли). Ему 25. На журфак в те годы нельзя было поступать после школы, только с двухгодичным трудовым стажем и при наличии публикаций хоть в многотиражке. Умудрился наш «герой» и пару лет после школы проваландаться на геологическом (выгнали в конце 58-го из того же МГУ, ибо нарушил внутренний распорядок общежития, посмел, видите ли, девушку оставить на ночь, виданное ли дело!). Работал в донецкой шахте и в Москве (дворником, управдомом, плотником, таксистом…). Освоив русский как родной, посмел подать документы на журфак. Прошел с первой же попытки. Учился нормально, почти все время получал повышенную стипендию за отлично сданные сессии (четверть номинала прибавки, выходило 44р.75к., плюс зарплата ночного сторожа на стационаре, то есть внутри помещения, с диваном: и самому жить можно, и алименты платить…). Уже на первом курсе поставили командиром факультетского стройотряда («опытный» строитель же!), больше двух месяцев 86 сокурсников трудились под его началом в целинном совхозе, заработали хорошие деньги и благодарный отзыв совхозного руководства.

В МГУ мужской студенческий контингент параллельно избранной профессии обучался и войне (девок натаскивали на медсестер). Учили где танкистов, где химиков, где артиллеристов… На журфаке специализация была – «офицер по пропаганде среди войск и населения противника». Преподаватели все в военной форме, одни полковники (был еще отставной генерал Дудко, бывший военный советник при Мао, строевую подготовку вдалбливал). Американистов (язык в основе) вел полковник Левицкий. Олег Александрович, кажись. Он еще кандидат исторических наук. Так что полный ажур, свой парень, все путем…

По понедельникам на первые две «пары» будущих «пропагандистов среди войск и населения противника» загоняли в секретную аудиторию, раздавали их же лекционные тетради (они хранились здесь, в секретном сейфе) и бубнили лекции. Тема ее 14 сентября 64-го была обозначена «Стратегия и тактика Красной Армии в Гражданской войне». Походя лягнув Сталина (как и полагалось при Хрущеве), Левицкий выдал: «Между прочим, у товарища Сталина была тенденция приписывать себе значительно большую роль в Гражданской войне, чем Ленину. Это абсолютно неверно!». Тут-то студент-«диссидент» не выдержал: без должного «протокола» («студент такой-то, разрешите обратиться!»; армия же!), с места в карьер бросил: «А это свойственно всем вождям, товарищ полковник. Вот и Никита Сергеич приписывает себе Сталинградскую битву». Левицкий взвился: «Студент Татевосян, встаньте!» Встал. «Представьтесь!». Представился по всей форме. «Вы сказали большую глупость, Татевосян. Товарищ Хрущев был членом Военного Совета фронта, участвовал в обсуждении и решении всех задач». «Все газеты пишут об этом, – отпарировал. – А имя командующего тем фронтом нигде ни упоминалось. Может, Вы знаете?». Полковник заметно сник, явно не помнил нужную фамилию. «Садитесь!», – раздраженно выдал вместо ответа…

Пятница, 18 сентября. В тюринском корпусе, на 1-м этаже, буфет. Забегали в перерывах – за чашкой кофе, омлетом… Похоже, и ныне он там, достался в наследство журфаку после переезда экономистов на Воробьевы Горы. На Моховой «гуманитариям» помещений тогда не хватало, гоняли «табуны» из здания в здание ежедневно, в иной из них и дважды. В дверях того буфета Левицкий и поймал «врага» на перемене между занятиями. «Татевосян, за что тебя из комсомола исключили?». «А с чего Вы взяли? Не исключали, сам бросил билет в лицо секретарю вузкома. Он мне „бегунок“ не подписывал, пока персональное дело не рассмотрит, а без того из общежития не выписывали. Мне – уезжать, билет в кармане… Вот с секретарем мы „не глядя“ и махнулись: я ему – свой комсомольский билет, он мне – подпись в „бегунке“. Вы-то с чего этим заинтересовались?». «Ну, как же! Ты такую глупость спорол на прошлой лекции… Я же обязан реагировать». «В каком это смысле?». «Увидишь скоро». Заронил, гад, тревогу в душу!

Вторник, 22 сентября. Прямо с занятий вызывают Татевосяна в деканат, в соседний казаковский корпус. Прибежал. Секретарша декана: «Натворил чего?» «Вроде нет. А что?» «Мария Ивановна срочно просит тебя». «Бегу!». Мария Ивановна – душа-человек, женщина в возрасте (по нашим студенческим понятиям), секретарь проректора по гуманитарным факультетам Н. И. Мохова. Добрые с ней отношения – с первого курса, со времени организации стройотряда. Нередко приходилось бегать к Мохову подписывать разные письма: в стройтрест – помогите инструментом, в автобазу – выделите грузовик… Все вопросы – через Марию Ивановну. Видимо, и она заприметила командира отряда журфака, бывала неизменно доброжелательна, во всем оказывала посильную помощь.