Борис Емельянов - Снежинск – моя судьба

В марте 1961 года Люсе удалось устроиться на работу – секретарём-машинисткой сектора №12 – одного из подразделений базового предприятия (НИИ-1011). Поубавилось забот и с Серёжей, для которого без особых сложностей удалось получить место в детяслях. Мои отношения с Люсей с этого времени стали особенно близкими, и я всякий раз с нетерпением ждал её возвращения с работы. Жизнь казалась прекрасной, однако мажорное настроение продолжалось, к сожалению, недолго. Серёже было немногим больше полугода, и он был очень неспокойным, часто просыпался и плакал по ночам, а Люся почему-то почти перестала реагировать на его пробуждения: вставать в основном приходилось мне. Порой я упрекал её за это, и она «исправлялась», но через какое-то время всё возвращалось на круги своя.

Но особенно трудно стало после того, как меня избрали секретарём комсомольской организации сотрудников института. Произошло это осенью 1961 года и поначалу никак не сказывалось на семейной обстановке. Но когда случилось как-то задержаться после работы по общественным делам, Люся совершенно неожиданно устроила дикую сцену ревности. Я не мог ничего понять, поскольку все её подозрения основывались на каких-то фантазиях, однако разуверить Людмилу было совершенно невозможно. Более того, такое её поведение стало повторяться. Невинно подозреваемый, я бурно возмущался и порой переставал контролировать себя. Однажды, когда её беспочвенные упрёки достигли небывалого накала, я сорвался, наградив её сильной пощечиной. Я невольно испугался своего поступка, но, к моему удивлению, Люся сразу умерила свой пыл. Более того, после этого она стала проявлять ко мне что-то похожее на уважение. Всё это было странно, я не мог понять логики её поведения. Виктор Дедешин и Лёня Сафонов, когда я поделился с ними своими бедами, сказали, что Людмила, как и многие женщины, воспитанные на давних деревенских традициях, считала, видимо, что если муж бьёт жену, значит любит. Такое объяснение поразило меня, но умом я сознавал, что они, скорее всего, правы. И всё же, в силу своей натуры, я не мог следовать такой логике и старался избегать подобных приёмов «умиротворения» супруги, хотя Люся ещё не раз терзала мою душу. Это очень угнетало меня: создавалось впечатление, что эти её взрывы страстей, возможно, и не случайны. В памяти невольно всплывали сцены необузданного поведения отца Люси после некоторых его выпивок, когда мы жили в наш медовый месяц в Большом Козино – недалеко от Горького. Нередко выпивал и брат Люси Женя, и всякий раз принимался ругаться и искать поводов для скандалов. Эти воспоминания наводили на неприятные мысли, усугублявшие моё настроение.

Во время работы в институте мне удавалось делать всё, что требовалось, но не забывал я и о расширении своего общего кругозора. В конце 1961 года мне стало известно, что при городском комитете партии организован двухгодичный вечерний университет марксизма-ленинизма , и я сразу же записался на его философский факультет. Преподавали в университете, в основном, сотрудники вечернего института: Арсений Витальевич Кесарев, кандидат философских наук Сергей Алексеевич Школьников, кандидат исторических наук Александр Федорович Чумак, а также недавно переехавший в наш город из Челябинска опытный партийный работник Олег Александровия Прилипин, взявшийся читать политэкономию.

Первые занятия несколько разочаровали меня, но очень понравились лекции Школьникова по истории философии – такого курса в Горьковском политехническом институте не было. Я узнал много нового и интересного. Сергей Алексеевич Школьников – солидный, и вместе с тем очень общительный человек, знал этот предмет прекрасно и увлекал нас весьма основательными познаниями. Он же, проводя семинарские занятия, давал нам возможность задавать любые вопросы, не касаясь, однако, тем, выходящих за рамки общепартийных догматов. К одной из таких сфер относилось развёрнутое с 1959 года движение за коммунистический труд. Инициированное сверху, оно стало довольно быстро утрачивать своё значение, вызывая всё большее неприятие у всех думающих людей. У нас возникало желание получить от Школьникова разъяснения на этот счёт, но он избегал откровенного разговора, хотя всё, конечно, понимал. Видимо, его положение коммуниста и секретаря партийной организации института вынуждало вести себя «в соответствии с официальной линией».

К остальным предметам я относился довольно прохладно, и все зачёты и экзамены сдал досрочно, окончив университет за один год.

Вскоре после завершения учёбы Школьников предложил мне, не откладывая в долгий ящик, сдать экзамен кандидатского минимума по философии. Я не был готов к такому шагу, так как совсем не задумывался о кандидатской диссертации: ведь необходимого для этого материала не было и в ближайшем будущем не предвиделось. Но Сергей Алексеевич уверил меня, что сдать экзамен сейчас будет гораздо легче, чем через более длительный период времени. Я согласился и через пару месяцев подготовки сдал этот предмет специальной комиссии без каких-либо затруднений. Ко второму экзамену – английскому языку – я стал готовиться после прохождения специальных курсов. Сами курсы были бесплатными, но довольно серьёзными по уровню требований, главными из которых были свободный перевод технической и иной литературы, а также простейшие разговорные навыки.

Подошёл я к этому основательно: купил магнитофон, раздобыл кассету с уроками на английском языке и, преодолевая леность, упорно постигал эту непростую грамоту. К экзамену я подошёл в хорошей форме и сдал его, как и философию, на пятерку. О последнем экзамене – по специальности – я не думал, так как подходящей темы не было, а срока давности для сданных мною экзаменов не существовало.

Вернусь, однако, к своей работе.

Наряду с лекциями немало времени уходило на подготовку проекта лаборатории резания металлов. Надо было заранее, ещё не имея представления о реальном её оснащении, спланировать не только размещение станков, но и электрическую силовую разводку. Приходилось, что называется, гадать на кофейной гуще, но другого выхода не было: делать это по мере поступления оборудования значило бы потерять всё!

Очень помогал мне Иван Петрович Стебаков. Имея за плечами большой опыт, он порой лучше меня понимал, что понадобится для лаборатории. Более того, кроме ряда методических материалов он сумел раздобыть в ЧПИ некоторые наглядные пособия и описания лабораторных работ, а также приспособления, в том числе динамометры для измерения силы резания. Он вообще был очень инициативен и изобретателен, и часто находил выходы из, казалось бы, безнадёжных ситуаций. Однажды я предложил Стебакову посетить Уральский политехнический институт, где он раньше не бывал. В Свердловск вместе с нами вызвался поехать и В. С. Филонич. Когда мы знакомились с работой лаборатории резания металлов, Стебаков сделал несколько очень разумных предложений её заведующему. Тот был удивлен таким знанием дела и незаметно поинтересовался у Филонича, какую должность занимает у нас этот товарищ. Валера был остроумным человеком и любил иногда пошутить. Он спокойно ответил: «Это профессор Стебаков». Наш «экскурсовод» был несколько озадачен, но, похоже, поверил этому. А Иван Петрович потом только улыбался…