Дмитрий Финоженок - Фрагменты пазла

Колонна бронетехники привычно идет ночным маршем на учебный полигон. Забравшись на один из холмов, машины останавливаются. Внизу сияет огнями красавица Прага, и все смотрят на нее как завороженные. Но остановка была минутной, солдаты садятся в свои БТРы и едут воевать с условным противником.

Отказывать себе во всем, сражаясь с воображаемыми злодеями, – это и есть, похоже, наш особый русский путь.

Вечером первого января мы пошли в гости к своим дальним родственникам Дукальским. Они с гордостью расхваливали нам свой новый цветной телевизор. В нем на фоне цветового шума пьяный Лукашин с лицом цвета маджента с трудом объяснял что-то в интерьерах циановых оттенков. Взрослые обсуждали Чехословакию и достоинства нового гаджета, и за сюжетом нового фильма Рязанова никто не следил.

Стены мезонина нашего дома на Вишневской улице 3 3 Дом моей матери в Сиверской находился по адресу: улица Вишневская, 51. Он был куплен еще Пелагеей в начале 20-х годов, сразу после переезда сюда из Кимр. были обклеены рулонами этикеток сигарет «Лайка». Сотни копий отважной, но немного грустной собаки смотрели на меня каждое утро.

История Лайки такова. После успешного запуска космического корабля ТАСС сообщило об очередном достижении советской космонавтики и вскользь упомянуло о четвероногом пассажире. Неожиданно мир влюбился в Лайку и семь дней, не отрываясь, следил по сводкам ТАСС за полетом всеобщей любимицы. И агентство эти сводки регулярно передавало, несмотря на то, что все причастные знали, что Лайка умерла от перегрева уже через четыре часа после выхода на орбиту.

На Большом проспекте Петроградской стороны была пышечная, главной достопримечательностью которой являлась большая стеклянная витрина. Она позволяла наблюдать за работой машины, давала шанс проследить весь путь от кусочка теста до готовой пышки. Перед ней вечно толпились дети и гости города. Работа автомата завораживала, он был популярнее экскурсий на заводы и фабрики.

В пятницу вечером я еду на Вишневскую. Приезжаю поздно, бабушка Вера встает с постели, включает слабую 40-ваттную лампочку на кухне, которая освещает лишь стол да угол печи, жарит мне яичницу. Дом слишком большой для нее одной, жилое пространство сжалось до размеров кухни и небольшой комнатки рядом с ней.

Нуклеарная семья победила, наше родовое гнездо доживает последние дни. Вскоре дом продадут, а Вера переедет к Ирине.

Мир глобален уже давно. Например, распад колониальной системы империализма в середине прошлого века привел к неожиданному побочному эффекту: обнаружилось много стран, готовых менять кофе на оружие. Как следствие, уже с середины 1960-х в Ленинграде зерновой кофе появляется в свободной продаже. И на протяжении последующих тридцати с хвостиком лет каждое утро Александра будет готовить себе кастрюльку кофе из зерен сорта «Планштейн».

Москва – чай, Петербург – кофе. Этот культурный разлом прошел через нашу семью. Двое из сестер, Наталья и Вера, остались москвичками, а Александра выбрала напиток новой родины.

В 1846 году владелица Кимрской вотчины Юлия Павловна Самойлова продала её государству. И если большинство крестьян довольно равнодушно отнеслись к смене хозяина, то жители села Кимры и нескольких прилежащих деревень увидели здесь шанс. Они выкупили себя с землей и строениями за 495 тысяч рублей с рассрочкой на 37 лет и 6% годовых. На 70 лет эта вотчина становится центром предпринимательства и вольнодумства.

Одним из тех, кто вовремя поймал ветер перемен, стал Андрей, мой прапрадед по материнской линии. Большой дом, поля, свой лесок. Дети, сын Спиридон и дочь Екатерина, – сыты и обучены грамоте. Сбывшаяся мечта русского крестьянина.

Первое мая для нас был особенный день. Мы шли на центральную площадь города. Там не было никакого праздника, красных флагов или духовой музыки, только тишина выходного дня небольшого европейского города. В витринах небольших магазинчиков отражался стоящий в центре площади чумной столб, память о последней из эпидемий чумы в Европе.

И мы ели бананы. Единственный день в году, зато без ограничений. Дева Мария печально смотрела на нас с высоты своей колонны. С тех пор чума и бананы для меня связаны.

Спиридон был неплохим сапожником и шил обувь на заказ. Дело шло так хорошо, что он смог купить себе дом и вскоре был принят в мещанское сословие. Остепенившись, Спиридон женился, и у него родились две дочери: Анна и Евдокия. Девочки росли, и к дому пристроили еще один дом. В нем же разместили и его библиотеку: книги на нескольких языках, много богословской литературы. Жена не справляется с хозяйством, и они нанимают девушку из соседней деревни Титово.

Пелагея оказалась девушкой хозяйственной и обученной грамоте. Хотя писала она с трудом, но компенсировала это острым умом и тягой к знаниям. Это не осталось незамеченным, и вскоре она получила беспрепятственный доступ к книгам в библиотеке: привилегия, не доступная даже дочерям.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Евдокия влюбилась в военнопленного и уехала к нему на родину в 1918 году, Анну со всей семьей выслали в Венгрию перед войной.

ДОС – дом офицерских семей.

Дом моей матери в Сиверской находился по адресу: улица Вишневская, 51. Он был куплен еще Пелагеей в начале 20-х годов, сразу после переезда сюда из Кимр.