Галина Майорова - Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей»

Коломейцев же добросовестно выполнял поручения начальника экспедиции. Пережив за сорок дней путешествия по тундре 50-градусные морозы, ночевки в спальниках и холщовых палатках, настоящий голод, когда испортился примус (на нем кипятили чай, готовили пищу – костра в тундре не разожжешь), и даже временную потерю «собачьего транспорта» (собаки бросились за подстреленным песцом и порвали натяги к нартам), в мае Коломейцев добрался до деревни Гольчиха. Затем на лодке поднялся вверх до Енисейска, и уже на комфортабельном пароходе – до Красноярска.

А 4 августа караван с углем высококачественного Судженского месторождения отплыл вниз по Енисею и 23 августа прибыл в порт Диксон, где и был устроен условленный склад. Отсюда Н. Н. Коломейцев вернулся в Красноярск и сразу же поездом уехал в Иркутск. Свое пребывание здесь он объяснял необходимостью выяснить в Горном управлении возможность и стоимость доставки угля для второй станции на о. Котельный.

Оба офицера с большим вниманием слушали воспоминания иркутян о встрече с Н. Н. Коломейцевым, лишь иногда вопросами уточняя некоторые подробности. О многих событиях «угольной эпопеи» командира «Зари» они слышали впервые. В экспедиции только знали, что угольный склад на о. Диксон заложен, и 5 января 1901 г. в Иркутск на имя губернатора И. П. Моллериуса от экспедиции барона Толля пришла телеграмма с благодарностью «об оказанной помощи Русской полярной экспедиции». Несколько позднее полярники узнали и о том, что решить вопрос с доставкой угля на о. Котельный не удалось: это обходилось в очень большую денежную сумму.

В рассказах иркутян о встрече с Коломейцевым и Колчаку и особенно Ф. А. Матисену очень хотелось услышать хотя бы что-то, напоминающее ответ на волновавший всех вопрос: почему же командир «Зари» не вернулся на шхуну? Приняв на себя обязанности капитана корабля и его помощника, молодые офицеры буквально выбивались из сил – так много сразу легло на их плечи: управление кораблем, вахтенные смены, занятия с командой, исследовательские работы. Спросить о чем-либо барона Толля никто не решался. Зная их прежние разногласия, можно было предположить, что Толль разрешил Коломейцеву не возвращаться. Но барон молчал, и молчали все…

После выступления Н. Н. Коломейцева во ВСОИРГО никаких сведений о нем в экспедицию не поступало. Есть более поздние сообщения о том, что он был взят адмиралом С. О. Макаровым на должность капитана ледокола «Ермак»; что он участвовал в Цусимском сражении; перед Первой мировой командовал линкором «Слава»; служил в Добровольческой армии и в Вооруженных силах Юга России.

После 1917-го был арестован большевиками, заточен в Петропавловскую крепость. Бежал в Финляндию по льду Финского залива в конце 1918-го. У белых командовал отрядом ледоколов на Черноморском флоте. Эмигрировал во Францию, состоял вице-председателем Союза георгиевских кавалеров. В годы оккупации жил в Париже. Был женат на Нине Дмитриевне Набоковой, родной тетке известного писателя Владимира Набокова. Погиб в возрасте 77 лет 6 октября 1944 г., когда Париж уже был освобожден союзниками: он неожиданно попал под колеса американского грузовика. [33] Зырянов П. Н. Адмирал Колчак. Верховный правитель России. М., 2006. С. 581; Черкашин Н. А. Адмирал. Трагическая судьба Колчака. М., 2009. С. 120.

Среди разговоров в гостиной вольно или невольно, но довольно часто звучало имя барона Толля. Во-первых, всех присутствующих беспокоила его судьба, а во-вторых, многие из них были лично знакомы с Эдуардом Васильевичем. Барон бывал в Иркутске в 90-х гг. прошлого столетия, приезжая во ВСОИРГО по разным делам. Чаще всего это были или сборы в экспедицию, или отчет о только что состоявшейся. Так, в феврале 1886 г. Иркутское географическое общество провожало Э. В. Толля, тогда молодого палеонтолога, на Новосибирские острова в экспедицию доктора Бунге на поиски «допотопных мамонтов», а уже в декабре встречало его обратно.

25 августа 1893 г., встретив барона Толля из Петербурга, всорговцы сразу же занялись подготовкой экспедиции по исследованиям Крайнего Севера. Толль был намерен исследовать сначала течение р. Яны, а затем переехать на левый берег Лены. Попутно он еще раз должен был посетить Новосибирские острова. Там по просьбе норвежского мореплавателя Ф. Нансена, собиравшегося пройти на шхуне «Фрам» на восток вдоль берегов Сибири, барон должен был заложить продовольственные склады.

Во время этих поездок на Новосибирские острова и увидел Толль свою легендарную землю, [34] Большинство исследователей биографии Э. В. Толля называют 1886 г. которая вскоре становится его путеводной звездой, его судьбой и его роковой ошибкой… И опять все сошлись в мнении, что барон Толль всегда имел склонность к рискованным решениям, и иногда ему действительно везло. Но в этой, последней его экспедиции (как уверяли сейчас ее непосредственные участники), все было иначе: одно неправильное решение вело к другому, потом тянуло за собой третье. И все вместе они толкали экспедицию к печальному концу.

В гостиной повисла напряженная тишина. Было только слышно, как начали тихонечко постукивать ставни. Порой доносились отдельные порывы налетающего ветра. Это всего-навсего в городе начиналась ночная снежная буря, довольно характерная для этого времени года. Но почему-то казалось, что и сюда, в Иркутск, добрались те ледяные арктические ветры, которые порой так жестоко и бездумно распоряжаются судьбами людей… Но, слава Богу, так только казалось. Гостиная по-прежнему была наполнена теплом и уютом, аккуратная девушка-служанка совсем незаметно подливала в чашки ароматный чай. И из-за постукивающих ставень доносились уже обычные ночные звуки: пофыркивание застоявшихся лошадей, поскрипывание снега под шагами замерзших в ожидании своих седоков заранее заказанных извозчиков. И как-то сразу вдруг все почувствовали, что пришла пора прощаться…

Уже вторые сутки курьерский поезд мчался и мчался на запад, а офицеры все еще не могли расстаться с Иркутском. Он не просто по-сибирски оказался щедрым, гостеприимным, доброжелательным, этот город оставил в их памяти особый след. И часто во время беседы кто-либо из них обязательно вспоминал об Иркутске, вспоминал по самому разному поводу: то в буфете «вагона-столовой» окажется такой же вкусный чай, как в доме Бессоновых; то за окном мелькнет покрытая льдом речка с таким же куржаком на деревьях, как на Ангаре; то на небольшом возвышении появится храм, шатровой колокольней напоминающий собор Богоявления…

Весь вчерашний день и Колчак, и Матисен почти не отходили от окна, с интересом наблюдая за стремительно меняющимися картинками действительно бескрайних сибирских просторов. То к самому полотну дороги внезапно и надолго подступала дремучая вековая тайга, то вдруг сменялась разнолесьем с крупными, стоящими в отдалении друг от друга березами. Поезд то с грохотом и шумом мчался по деревянным мостовым переходам через замерзшие и покрытые снегом ручейки и речки, то, пыхтя и отдуваясь, взбирался на очередной крутой подъем с множеством кривых поворотов. Мелькали железнодорожные переезды, будки путевых обходчиков и стрелочников, водокачки, склады, служебные здания и жилые дома…