Лора Радзиевская - Это просто цирк какой-то!

Расправила, увидела объявление о дополнительном ограниченном приеме и тут же нашла себе еще более увлекательное занятие – секцию парашютного спорта. Сейчас я понимаю, что неосуществленная (да чего там – и неосуществимая) мечта о гимнастическом трико и рамке для воздушной акробатики так никуда из меня и не делась. Как иголка, однажды попавшая в тело, мечта бродила по сосудам и тканям, потихоньку ища выхода. И вот сначала вместо трико появился фехтовальный костюм, а потом, вместо акробатики на высоте восьми метров от пола, я яростно и весьма успешно стала осваивать акробатику на высоте двух километров над землей.

Там очень кстати пришлись и широкие плечи, и мощная «дыхалка», и крепкий костяк, и выносливость, а гибкости и легкости никто не требовал. Меня это абсолютно устраивало. Конечно, бедная моя мамочка цепенела от страха и каждый раз, когда я уезжала на аэродром, выкуривала вдвое больше сигарет (только это всегда и выдавало ее переживания – две пачки в день вместо одной, я всегда считала оставшиеся в блоке), но я была абсолютно счастлива, а мама делала вид, что принимает все и тоже очень рада. Думаю, она прекрасно понимала, что было всему причиной.

Только от Невидимых Регулировщиков не спрячешься и под облаками. И забытый выросшей девочкой Бука внезапно вспомнил номер телефона Судьбы.

Случилось это в мае. Я как раз уволилась из редакции, потому что нужно было готовиться к выпускным экзаменам. Как-то вечером мама, возвращаясь с работы, решила подышать ароматом рано расцветшей черемухи, которой в нашем парке было великое множество. Она читала свежий номер «Невы», когда представительный седой мужчина с тростью, проходивший мимо, попросил позволения присесть рядом, а еще через секунду коснулся ее руки и выдохнул:

– Дина? Ты?!

Юрий Евгеньевич Барский был старинным маминым другом. В свое время они работали в одном коллективе, объехали всю страну с гастролями, потом часто пересекались в разных программах – гимнастка и известный музыкальный эксцентрик, бывший акробат. Барский долго ухаживал за мамой, но она предпочла другого. Потом Юрий Евгеньевич работал в Югославии, а вернувшись в Союз, узнал, что мама ушла из цирка. Поискал, но застенчиво – был к тому времени уже женат. Овдовев через сколько-то лет, снова пробовал искать, не преуспел (конечно, мама ведь дважды сменила фамилию). Смирился, но помнил всегда, как выяснилось.

– Дина, подсесть именно на твою лавочку в немаленьком незнакомом парке у меня было столько же шансов, сколько встретить Рональда Рейгана в центре Москвы, например. Может, это судьба?

Конечно, это была судьба. Моя Судьба.

И вот Барский, директор передвижного цирка № 13, ужинает в нашем доме. В двух ведрах благоухает несметное количество роскошных роз со стеблями в метр длиной (неизбалованное дитя Советского Союза, я впервые увидела такие цветы – городская спецтеплица, личное распоряжение «на срез» начальника отдела культуры исполкома), наш пес Митька осоловело валяется на спине посреди комнаты, объевшись деликатесами, принесенными гостем, мама и Юрий Евгеньевич сидят за столом, на котором всякой хорошей и редкой еды – на отделение изрядно оголодавшей морской десантуры. Я ухожу, наслушавшись бесконечных «а помнишь?..» и не без труда выныривая из потока их совместных воспоминаний, иду с собакой в детский садик. Там у меня есть заветный павильон, почти скрытый от глаз зарослями молодых грецких орехов – именно туда много лет назад я приволокла Соню, чтоб признаться ей в любви к цирку. Остальные павильоны заведующая детсадом отдала на откуп и поругание художникам уровня «палка-палка-огуречик», а этому павильончику повезло: его единственную сплошную стену расписал кто-то талантливый. По ней скачут единороги и веселые собаки с почти человеческими лицами, на берегу моря видны башенки замка и чудесный сад-лес вокруг, а куда-то за горы уходит дорога. Какой-то ценитель красным мелком размашисто написал на шифере отзыв в одно слово: «Браво!»

Вечерами я иногда прихожу сюда с моим псом. Попозже, когда наши дворовые любители пива, разобранные женами по домам, уже уселись перед телевизорами, а влюбленные парочки еще не заступили на ночную вахту под звездами. Мне хорошо думается в этом укромном уголке, хотя уединение – отнюдь не постоянная моя потребность, я легко завожу любые знакомства, люблю шумные компании и веселые толпы друзей. И сейчас, сидя среди волшебных цветов и единорогов, я смотрю на дорогу, убегающую в зеленые нарисованные горы, и совершенно отчетливо понимаю: в моем мире грядут перемены. Очень серьезные перемены.

Дома выясняется, что Барский пригласил нас на представление, и мы с мамой в ближайшую субботу идем в цирк на премьеру. Я радуюсь, как маленькая, почему-то не сплю почти до утра и на следующий же день вдруг говорю мальчику, моему верному мальчику, с которым дружу со второго класса (и который потом, как мы условились еще в тринадцать лет, непременно станет моим мужем), что скоро, наверное, уеду. Откуда пришло это знание? Наверное, оттуда же, откуда и у Ассоль, когда она поняла, что скоро покинет Каперну, и сказала об этом всем. Мальчик огорчается, учиняет подробнейший допрос, не получив внятных объяснений, жутко обижается и не звонит несколько дней, но я этого почти не замечаю – во мне маленьким колокольчиком неумолчно звенит Предчувствие.

Шапито показалось огромным: высокие мачты с яркими флагами, зеленый брезент купола, прозрачный и крепкий забор вокруг циркового городка и надпись из разноцветных лампочек «ЦИРК» над главным входом, а внутри – запах опилок и зверинца. И тут же с очевидностью свершившегося факта пришло понимание: все, вот я и дома, я вернулась.

Директор Барский усадил нас на лучшие места в ложе администрации, прямо напротив форганга, вокруг шумело и смеялось небольшое человеческое море, а у мамы было очень странное лицо. Через минуту в проходы встали контролеры, на свою площадку поднялся оркестр, включились разноцветные прожекторы и световые пушки, все мигом стихло, а потом грянул марш, из-за тяжелого бордового занавеса появился затянутый во фрак, торжественный и величественный, как принц крови, шпрехшталмейстер [6] Шпрехшталмейстер – ведущий цирковой программы. Кроме объявления номеров, он подает реплики клоунам, ассистирует во время исполнения особо сложных и ответственных номеров, следит за работой униформистов. , ловкие парни в униформе распахнули занавес – и в манеж пошел парад-алле [7] Парад-алле – торжественный выход на манеж всех артистов труппы перед началом представления. . Короче: за те семь недель, что коллектив работал в нашем городе, я пропустила всего одну субботу и одно воскресенье – при приземлении повредила ногу. Все остальные выходные и понедельники я проводила в цирке: заваривала одинокому и хромому Юрию Евгеньевичу крепчайший черный чай и бегала за свежей прессой в киоск, помогала кассирше Тане штамповать билеты, складывала программки вместе с билетерами, милыми пожилыми дамами, бывшими артистками, у которых теперь по всему Союзу работали в манеже дети и внуки, и слушала их рассказы о старом цирке.