Евгений Никоненко - Скоробогатов: с электрикой по жизни

– Получилось местное «прощание с Матёрой»?

Ильменское водохранилище

– Ну, поселки были, можно так сказать, молодыми. Они не насчитывали своей историей несколько десятков или сотен лет, а потому там не было того поселения, которое укрепилось бы там своими корнями и кладбищами предков. Хотя не мне судить, я ведь при этом не присутствовал.

– Хорошо, вернемся к моменту твоего появления на свет.

– Давай вернемся. Тогда я скажу немного торжественно! Восьмого октября, когда мой отец, Иван Константинович, будучи слесарем, находился на работе, на сборке драги, мама моя, Прасковья Ивановна, лежа на тёплой печи, надумала куда-то идти и просто спрыгнула, вызвав тем самым, очевидно, схватки и дальнейшие роды.

– Она была одна? Я имею в виду тот момент, когда она рожала?

– Я не знаю. Во всяком случае, мне этого никто не рассказывал, а я и не спрашивал. Но, думаю, что на её крики сбежались соседские бабы. А отец уже прибежал потом, когда ему сообщили, что появился его наследник.

– Ты, значит, был их первым ребенком?

– Да. Первенец.

– А как твои родители вообще оказались вместе? Я имею в виду, познакомились?

– Ну… Это долгая история. Знаешь, думаю, будет лучше, если здесь я обращусь к прошлому. Я имею в виду к тем временам, когда батя мой еще и в проекте не значился.

– К родословной что ли?

– Ну да. Расскажу тебе всё, что знаю и помню. Хотя знаю и помню я немного, и это весьма прискорбно, поскольку составить в этом случае богатую родословную никак не получится.

– Думаю, что в нынешнее время немногие лучше тебя. Так что, я не думаю, что стоит сильно переживать по этому поводу.

– Ну, ладно. Успокоил. Тогда буду говорить, что знаю. Мой отец, как я уже сказал, Иван Скоробогатов, был родом из станицы Кундравы и являлся членом семьи, принадлежащей к Оренбургскому казачеству. Слышал о таком?

– Доводилось.

– Да. Оно было сформировано, если мне не изменяет память, еще в шестнадцатом веке. Но не об этом речь. Его отец и мой дед, Константин Матвеевич Скоробогатов, до революции был, по тем меркам, зажиточным крестьянином. Наша семья имела в Кундравах, так называемую, «заимку» – небольшой семейный хутор из нескольких домов, скот, лошадей, всю необходимую утварь, снасть и «лобогрейку» – приспособление, значительно облегчающее жизнь простого крестьянина.

– Это что еще за лобогрейка?

– Это такое механизированное устройство, которое посредством конной тяги не только самостоятельно косило траву и хлебные колосья, но и скидывало их на полотно, где, сидящая там, женщина-крестьянка связывала скошенную растительность в снопы. Что-то вроде миниатюрного конного комбайна.

Дед Константин был женат на Евдокии Васильевне Булыгиной. А вот про семью Булыгиных я знаю очень мало, практически ничего. Известно, что Василий Булыгин не принадлежал к казачеству, а был, чуть ли не учителем или фельдшером – в общем, что-то в этом роде. Но семья их была не менее богатая, чем наша. Точно так же, как и Скоробогатовы, Булыгины имели свою заимку, скот и утварь, и они, я даже точно знаю, на период летних работ нанимали рабочих из своей станицы и соседних сёл. Вот и всё, что я знаю о Булыгиных.

У моего деда Кости и бабушки Дуни было, без малого, одиннадцать детей! Представляешь? Всех поименно я уже не помню. И не помню отчасти потому, что на момент моего рождения в живых осталось только четверо: мой отец Иван, его брат Василий и две сестры Елена и Александра. Кто-то умер ещё в детстве, не пережив опасных и смертельных инфекций и заболеваний, но около четырех членов семьи, я знаю точно, погибли в результате чудовищного злодеяния, имевшего место быть в годы гражданской войны. Бабушка как-то рассказала мне эту историю, и я её здесь обязательно упомяну, но обо всем по порядку.

Поговорим теперь о революции. Революция на нашей земле начиналась в деревне Кочнево и в городе Миассе, где был, а может быть, и сейчас есть, единственный в России напилочный завод. Старейшие, грозящие обрушиться цеха и соответствующее им оборудование, на котором создавались напильники на всю огромную страну, – вот то место, где страдал и на запретных собраниях строил свои планы мести мировому капитализму миасский пролетариат. Но пролетариат этот был немногочисленным, поскольку напилочный завод был единственным производственным учреждением во всей округе вплоть до самого Златоуста. Активисты же находились в той самой деревне Кочнево, Устинского района. Здесь была очень мощная подпольная ячейка РСДРП (б). Отсюда-то и пошло развитие большевизма и марксизма на окрестные земли.

– А как казаки к этому относились?

– Плохо. Все эти большевистские идеи, мысли, проницательные тирады вызывали в них недоверие и отрицание. Может, это было вызвано и плохой агитацией. Ведь кто был заинтересован в смене власти? Пролетарии. Рабочий класс. А были ли они образованными? Или скажем даже иначе: были ли они полностью осведомлены в политике грядущей Советской власти? Сомневаюсь. Тогда были другие времена. Это сейчас в Интернете можно найти всё, что угодно, а тогда-то вся информация передавалась из уст в уста. Кто-то что-то услышал – передал другому. Тот рассказал следующему, преподнеся информацию уже так, как он это понял. Тем более Урал – это провинция. Понимаешь?

– Да, это логично, что в провинциальной местности рабочие вряд ли будут даже понимать всю суть идеологии коммунизма.

– И я про то же. Помимо рабочих за революцию были кое-кто из военных, скажем так, воинская интеллигенция. Ну, там фельдшера, писари и прочие, но не казаки. Казачество-то испокон веков было на службе царя и отечества. Это было, можно сказать, сутью настоящего казака – защищать отечество, царя и христианство. А потому они просто не могли пойти против всего того, чему присягали они, их отцы, деды, деды их дедов и так далее.

Поэтому Революцию семнадцатого года они не поддерживали. Я так думаю по этим причинам, хотя могли быть и многие другие, спорить не стану. Но надо сказать, что не только на Южном Урале, но и по всей России была такая тенденция. Казачество, ко всему прочему, еще ведь являлось и богатым классом, поэтому неудивительно, что никто не хотел принимать власть Советов. Не поддерживали революцию и золотари, жившие в соседних селах и деревнях. Им тоже это было невыгодно, ведь они фактически, можно сказать, работали сами на себя, добывая золото. А тут все предлагалось отобрать и поделить! Поэтому нет сомнений, что на Урале было организованно мощное сопротивление силам коммунистов.

Поскольку наша семья в Кундравах считалась зажиточной, то дед, не желая принимать новую власть и отдавать нажитое кропотливым трудом хозяйство большевикам, присоединился в восемнадцатом году к Белым и, в одну ночь собравшись, запряг тройку лошадей и ускакал в направлении фронта.