Луис Суарес - Я – человек-выстрел

«Луис, нам нужно уезжать».

«Что значит «нужно уезжать»? Куда?»

Меня постарались успокоить тем, что появился вариант попасть в «Хетафе» вместо Альбина, поскольку тренер их команды Бернд Шустер искал нового нападающего. Это звучало даже лучше: это, конечно, все еще не Барселона, но по крайней мере я буду в той же стране, что и Софи. Кроме того, раз мы возвращаемся в Мадрид, я смогу еще раз попробовать с ней увидеться. Но стоило мне начать думать о такой возможности, как все снова перевернулось с ног на голову, и эта дверь в «Хетафе» тоже наглухо закрылась. В итоге я все-таки попал в «Гронинген».

В общей сложности я провел шесть напряженных дней в отелях – сперва в Мадриде, затем в Амстердаме, ничем не занимаясь, кроме как просмотром телика и слушаньем тиканья часов. Я застрял, был взволнован и не мог даже говорить на местном языке. В Амстердаме я посылал письма Софи, спрашивая ее, как обратиться к персоналу отеля, чтобы они постирали мои вещи, или как мне достать чего-нибудь поесть. Она отвечала мне двумя сообщениями: в первом был мой вопрос на английском языке, а во втором – то, как я должен это произнести, в испанском начертании. В итоге я произносил «иес плис» вместо «yes please». Я не понимал сообщений, и в отеле не понимали меня. В конце концов мне приходилось просто давать им телефон, чтобы они сами прочли сообщения. Я был беспомощен, полностью зависел от других людей и старался не думать о самом худшем сценарии: сделка сорвется, и мне придется вернуться домой и начинать все с нуля вдали от Софи.

В то время мне казалось, что либо я подпишу контракт с «Гронингеном», либо мой мир рухнет. Казалось, что «Насьональ» продал меня моему агенту, что автоматически делало его моим новым владельцем. Поэтому, если бы я не попал в «Гронинген», я, возможно, не смог бы вернуться в «Насьональ» и даже не знал, захочет ли он вообще продать меня хотя бы в какой-нибудь клуб. Я бы пошел в любой, если бы это означало остаться в Европе. И я не знаю, что бы мне пришлось сделать, сорвись та сделка из-за 60 тысяч евро. В те дни я был бессилен, вся моя жизнь была в чужих руках. Наконец на пути из Амстердама в Гронинген, на север страны, мне начало казаться, что трансферу ничего не помешает. Это было спасительное облегчение.

В июле 2006 года я сделал маленький шаг в своей карьере и огромный – навстречу Софи, хотя она была не так близко, как я себе представлял: она была в Испании, а я – в Голландии. Теперь нам предстояло сократить этот разрыв между нами. После подписания контракта я поехал в Барселону на выходные на десять дней, чтобы повидаться с Софи и попытаться решить эту проблему. Ее мама и сестра на то время вернулись в Уругвай навестить родственников. Я позвонил им: «Я забираю Софи из Барселоны и увожу в Голландию».

Ее мама сказала мне: «Ну, раз так, то приглядывай там за ней». Я не уверен, поняла ли она, что я был серьезен. Я и сам не знал, насколько я был серьезен. Но когда мы прощались в аэропорту, меня окатило чувство: сейчас или никогда. Я прошел весь этот путь не ради того, чтобы снова ее оставить. Ни на минуту.

«Полетели со мной. Прямо сейчас».

«Ты свихнулся. Как я полечу? Мне 16. У меня даже билета нет. А как же папа?»

«Полетели. Я куплю билет».

Она позвонила отцу из аэропорта: «Папа, я лечу в Гронинген с Сальтой (у меня было прозвище «Сальто» в честь моего родного города, Сальто). Ее отец ответил: «Хорошо, а когда ты вернешься?»

Она не вернулась. Она собиралась остаться только на неделю, но в итоге осталась навсегда. А тогда она просто садилась на самолет. У нее не было ни сумки, ни одежды – ничего. Мы купили билет, и она полетела со мной в том, в чем была, – через неделю или чуть позже она вернулась в Барселону, чтобы забрать вещи. Наконец мы были вместе. Это был риск, но я знал, что все будет хорошо. «Мы очень долго ждали, нам нужно попробовать, и пробовать нужно немедленно».

В Голландии я получил замечательное футбольное образование, к тому же это был отличный жизненный опыт. И «Гронинген» был началом этого опыта.

В Уругвае ты не находишься ни под чьим контролем, никто тобой не руководит. Никто не следит, что ты ешь и что пьешь. Я приехал в Голландию с пятью или шестью килограммами лишнего веса. Я был толстым.

Тренер Рон Янс, которого я до сих пор считаю лучшим из всех, с кем я работал, сказал мне: «Твой вес должен равняться 83 кило – будешь весить больше, и тебя не будет в команде».

Я ничего не знал о диете, поэтому спрашивал в клубе, как мне сбросить вес.

Первое, что я узнал, – мне нужно перестать пить кока-колу. Я понятия не имел, что кола так сильно влияет на вес. Софи предложила пить только воду, и я привык. Больше мне ничего пить было нельзя.

Когда меня взвесили в следующий раз, я весил 83,4 килограмма, и Рон простил мне лишние 400 граммов. Он сказал, что я был целеустремлен и старателен.

Тогда я понял, что мне делать. И тогда же я понял, что я могу всего добиться самостоятельно, мне не нужен был наставник. Я мог сам ставить цели и самостоятельно их выполнять. У меня была своя дисциплина.

Когда мы только приехали в Голландию, никто из нас не умел готовить. Рональд МакДональд стал нашим другом, а я купил электрогриль, чтобы жарить стейки. Дом всегда был в дыму. Тогда стейки мне казались отличным вариантом, но теперь… Господи боже! Как мы вообще могли это есть?

У Софи уже был более полезный набор привычек в еде, поэтому, когда мы стали жить вместе, они стали проявляться и у меня. Кроме того, она приучила меня к домашнему быту. Я привык жить с мамой и сестрами, которые заправляли постель и убирались в доме. Теперь в Голландии мы жили вместе, и я должен был принять на себя и эту ответственность. Мы разделили между собой готовку и работу по дому и взрослели вместе. В Гронингене жили 200 000 человек, из которых 50 000 – студенты. Все передвигались по городу на велосипедах. То же самое стали делать и мы большую часть времени.

Также мы прошли ускоренный учебный курс по финансовому делу, чем отличается чистая зарплата от зарплаты до налогового вычета. Когда я подписал контракт с «Гронингеном», я подумал, что раз я выбрался из Уругвая в Европу, то мои проблемы с деньгами решены раз и навсегда. Но, конечно, это было не так. Мне было 19, и я не представлял себе, что происходит.

Были вещи, о которых мне не говорили люди, которые вели переговоры по контракту. Никто не говорил мне, что вот эта сумма – чистая зарплата, а вот эта – до налогового вычета. Я думал, что зарплата до вычета – это то, что пойдет мне в карман, и они позволяли мне так думать. Как же я ошибался. Меня обвели вокруг пальца. Казалось, меня просто обобрали.

И конечно, родственники тоже думают, что раз ты перебрался в Европу, то ты уже почти миллионер. Когда я переехал в Гронинген, они думали, что я буду богатейшим человеком в Уругвае. Я никогда не рассказывал им, сколько зарабатываю, и они всегда уважали мое решение, но люди, которые окружают семьи футболистов, гораздо хуже. Ваши родные знают, откуда вы и через что вам пришлось пройти, знают о том, чем вам пришлось пожертвовать, но людям, которые пытаются извлечь из тебя какую-то выгоду, все равно.