Дмитрий Волкогонов - Троцкий. «Демон революции»

Троцкий много писал, читал, ходил по библиотекам, и, нужно сказать, за эти годы он сильно вырос в общеобразовательном отношении. У него даже было желание сдать экзамен за курс Венского университета, но ему не захотелось обременять себя формальностями. Он уже знал больше, чем многие профессора. Для Троцкого это было время аккумулирования знаний, энергии, опыта. Иногда русский эмигрант забредал на заседания разных ученых обществ, например, последователей Зигмунда Фрейда. Впрочем, об этом он в январе 1924 года поведал великому физиологу И.П. Павлову в своем письме: «В течение нескольких лет моего пребывания в Вене я довольно близко соприкасался с фрейдистами, читал их работы и даже посещал иногда их заседания… По существу, учение психоанализа основано на том, что психологические процессы представляют собою сложную надстройку на физиологических процессах… Ваше учение об условных рефлексах, как мне кажется, охватывает теорию Фрейда, как частный случай. Сублимирование сексуальной энергии – излюбленная область школы Фрейда – есть создание на сексуальной основе условных рефлексов…»{108} Читая это письмо, можно подумать, что его написал специалист… В Вене Троцкий масштабно расширил свои познания и в области философии, истории, филологии, естествознания. Революционер обладал редкой способностью учиться всю жизнь.

Облик и интеллект Троцкого подтверждал тот непреложный факт, что Россия лежала в Евразии. Большинство россиян того времени все же были больше носителями азиатского и славянского начала, нежели западного, европейского. Здесь дело не в уровнях цивилизации, а в способности к синтезу культур. У людей, долгие годы проживших на Западе, к примеру у Аксельрода, Дана, Парвуса, Плеханова, постепенно космополитические элементы сознания занимали все большее место, вытесняя национальные. Они везде себя чувствовали дома. Такие люди, возможно, легче воспринимают общечеловеческие ценности, но одновременно утрачивают нечто такое, без чего нельзя в полной мере познать боль, горе и надежды собственной родины. Для Троцкого европейский «котел», где он основательно «выварился», означал рождение способности рассматривать революционные проблемы и задачи своего отечества в тесной взаимосвязи с международным характером социалистического движения. Едва ли идея перманентной революции посетила бы Троцкого, не встреться он с Парвусом, не впитай в себя достижений социал-демократической мысли Запада того времени, не проживи он так долго в Европе.

«Венская глава» Троцкого характерна тем, что он, активно сотрудничая с меньшевиками, в глазах своих западных друзей старался выглядеть центристом. В ежемесячной газете Каутского «Нойе цайт» Троцкий выступал чаще, чем кто-либо из русских социалистов, по-своему интерпретируя суть спора между большевиками и меньшевиками. Поскольку западные социал-демократы не всегда понимали генезис разногласия в РСДРП, они не очень охотно в них и вмешивались. В этих условиях политические и идеологические действия Троцкого выглядели для них привлекательными, объединительными, рациональными, как, например, конференция российских социал-демократов, состоявшаяся в августе 1912 года в Вене. Троцкий и созданный им организационный комитет пригласили на конференцию представителей многих социал-демократических организаций. Приехали, однако, 18 делегатов с решающим голосом, 10 – с совещательным и 5 человек в качестве гостей. Конференция не стала себя конституировать в общепартийную, а выступила как конференция отдельных организаций РСДРП. В составе участников, по-видимому, был тайный агент, так как в документе Московского охранного отделения № 107232 от 8 октября 1912 года содержатся принятые резолюции, а также подробный список участников. Некоторых из них следует назвать, так как в дальнейшем путь Троцкого со многими из них еще не раз пересечется. В Вену приехали Михаил Адамович, Гайк Азатьянц, Борух Пинхус Аксельрод, Григорий Алексинский, Петр Бронштейн, Сима София Бронштейн, Михаил Гольдман, Хаим Янкель Гельфонд, Владимир Медем, Андрей Петерсон, Рафаил Ицек Рейн, Александр Смирнов, Моисей Урицкий, Юлий Цедербаум и другие. Руководил конференцией Троцкий, но примирительные мотивы заглохли во взаимных обвинениях, и конференция не дала желаемого результата{109}.

Парадоксальность позиции Троцкого, который всегда относил себя к революционным радикалам, а организационно и личностно был ближе к демократически-реформистскому крылу, понимали далеко не все из блестящих знакомых Льва Давидовича. А может быть, все было иначе: в душе он считал знакомых социал-демократов радикальными революционерами, а они его – реформатором-примиренцем?

В германской социал-демократии ближе всех к большевикам были Роза Люксембург, Карл Либкнехт и Франц Меринг. Поддерживая с ними теплые близкие отношения, Троцкий тем не менее общался и с их идейными противниками. Это настораживало немецких радикалов. Но русский социалист, живущий в Вене, придавал слишком большое значение личным симпатиям и антипатиям, чтобы жертвовать ими во имя «единства», «консолидации», «солидарности». Когда в 1916 году Ф. Мерингу исполнилось 70 лет, Троцкий в своем публичном послании счел необходимым рядом с этим именем поставить и имя Р. Люксембург: «…мы с Мерингом и Люксембург находимся по Одну и ту же сторону траншеи, проходящей через весь капиталистический мир. В лице Франца Меринга и Розы Люксембург мы приветствуем духовное ядро революционной немецкой оппозиции, с которой мы связаны нерасторжимым братством по оружию»{110}.

О Карле Либкнехте Троцкий сказал по-другому: «…экспансивный, легко воспламеняющийся, он резко выделялся на фоне чинной, безличной и безразличной партийной бюрократии… Либкнехт всегда оставался наполовину чужаком в доме германской социал-демократии, с ее внутренней размеренностью и всегдашней готовностью на компромисс… Его неподдельный и глубокий революционный инстинкт всегда направлял его – через те или другие колебания – на правильный путь»{111}.

Практически о каждом видном революционере, с кем он был знаком, встречался, спорил, боролся, у него написаны страницы. Это не сухие, бесстрастные строки политических характеристик. «Политические силуэты» (так назван восьмой том сочинений Троцкого) позволяют видеть не только идейные контуры личности. Читатель узнает, что Роза Люксембург «маленького роста, хрупкая, болезненная, с благородным очерком лица, с прекрасными глазами, излучавшими ум»; что «квартира Либкнехта была штаб-квартирой русских эмигрантов в Берлине» и его жена была русской; что Меринг – это «историк внутренних боев немецкой социал-демократии».