Павел Кравченко - Записки следователя

Лето было жарким. Ходить в сапогах в такое время для нас было непривычно и неудобно. Мы оставили сапоги в общежитии и по городу пошли босыми, как всё время ходили у себя дома. В таком виде зашли в техникум. Нас сразу же остановила дежурная с вопросом: «А вы что тут делаете?» Мы ответили, что поступаем учиться. Дежурная разъяснила, что в здание техникума заходить разрешается только в обуви. В дальнейшем, несмотря на неудобство, мы приходили в сапогах. Наши деньги не были рассчитаны на покупку туфель или другой летней обуви.

Все экзамены сдали хорошо, но ввиду большого конкурса – десять человек на место – нас в техникум не приняли. В это время в техникум прибыл представитель Чистяковского (теперь – Торезского) горного техникума Сталинской (теперь – Донецкой) области, где в тот год был недобор учащихся. Из числа успешно сдавших, но не прошедших по конкурсу абитуриентов, которые желали учиться в этом техникуме, он набрал группу. В нее попал и я. Несмотря на уговоры, Николай Гладышко не пожелал записаться в эту группу, сказал, что очень соскучился по дому, поэтому поедет домой. В тот же день распрощались и разъехались в противоположные стороны. Больше мы никогда не встречались. Одноклассники потом рассказали, что он окончил среднюю школу, потом какой-то технический вуз и работал на оборонном объекте.

Из Лисичанска в Чистяково поехал «зайцем», без билета; на оставшиеся деньги до первой стипендии предстояло жить больше месяца. Деньги спрятал в сапог под стельку и с чемоданом в руках то на подножке вагона (тогда были выступающие подножки), то на буфере между вагонами, то в тамбуре доехал до места своей учебы. В пути, когда я ехал на подножке, вдруг открылась дверь вагона. Над моей головой появились три взрослых парня. Они с угрозой потребовали у меня деньги. Я им ответил, что будь деньги, я бы «зайцем» не ехал, что кроме учебников ничего нет, могут сами посмотреть мой чемодан и карманы. Обыскивать меня они не стали, вероятно, поверили мне, но один из них сказал: «Ну что, столкнем его?» Другой снисходительно ответил: «Да ладно, пусть едет». Они закрыли дверь и ушли. Первая серьезная опасность на моем самостоятельном жизненном пути миновала.

Горный техникум располагался не в городе, а на окраине поселка шахты «Красная Звезда» Чистяковского района, куда пришлось еще ехать пригородным поездом до станции Дроново и пару километров пройти пешком. Всех отобранных в Лисичанске зачислили на учебу в Чистяковский горный техникум со стипендией на первом курсе сто пятьдесят рублей. По желанию меня зачислили на отделение «Подземная разработка угольных месторождений» (ПРУМ). Было еще одно отделение – «Горная электромеханика» (ГЭМ).

Возле техникума располагались два двухэтажных общежития для иногородних учащихся, куда меня, как и других прибывших ребят, сразу же поселили. Выдали металлическую кровать с панцирной сеткой, матрас, две простыни, байковое одеяло, подушку, наволочку и полотенце. В каждую комнату в среднем селили по четыре человека. В техникуме учились ребята и девушки; местные жили дома.

До начала занятий оставался месяц. Прежде всего я написал письмо родителям. Сообщил о причине и месте своего нового нахождения; успокоил, чтобы они обо мне не беспокоились. Освоившись с окружающей обстановкой, я и другие ребята из общежитий ходили на овощную базу разгружать овощи и фрукты за небольшую плату деньгами. Кроме того, мы могли взять с собой немного продуктов – хорошее подспорье в нашем питании. Вблизи от техникума находился большой лесной массив, который часто посещали во время прогулок, находили там дикорастущие груши, яблоки, терн и приносили в общежитие, ели и варили компот. В четырех километрах от техникума в лесу располагался профсоюзный дом отдыха, возле него – большой ставок, куда в теплое время года часто ходили купаться. На обратном пути, если попадалось кукурузное поле, посещали его, а дома (в общежитии) лакомились сваренными початками.

С 1 сентября 1950 года начался новый четырехлетний период в моей жизни. В училищах, техникумах и вузах его называют студенческим. Это период трудностей и радостей, новых познаний, анализа, осмысления и переосмысления многих явлений и событий в жизни, романтики и озорства, взросления и формирования личности.

Учебная программа техникума была довольно обширной. Кроме школьной программы для среднего образования, добавлялись предметы по специальности: черчение, теоретическая механика, сопротивление материалов, детали машин, электротехника, машиноведение, технология металлов, геология, горные машины, рудничный транспорт, горная механика, горная электротехника, основы обогащения угля, экономика, организация и планирование производства, учет, калькуляция и отчетность, правила технической эксплуатации. Кроме русского языка и литературы преподавали украинский язык и украинскую литературу. Поэтому теперь противно слышать вранье украинских националистов, нагло убеждающих современную молодежь, что советская власть, русские, коммунисты ущемляли и запрещали украинский язык и культуру. Фактически же создавались все условия для их развития (как и для всех других многочисленных народов СССР) и взаимообогащения. Каждый имел право и возможность получить образование на своем родном языке. А от того, что русский язык остается языком межнационального общения, выигрывают все и во всём, чего не хотят или не могут в силу своей ограниченности понять оголтелые националисты бывших республик Советского Союза. Многомиллионное русскоязычное население этих республик возмущено действиями националистических правительств, направленными на вытеснение русского языка из всех сфер жизни: в школе, быту, средствах массовой информации, правоохранительных органах, во всех ветвях власти. Нагло и грубо нарушаются законные конституционные и человеческие права этих граждан. Мирное возмущение может обернуться серьезным конфликтом между населением и властью. Чтобы избежать такого разворота событий, необходимо срочно русскому языку придать статус второго государственного, создать все условия для свободного развития других языков.

На первом курсе для меня было очень неудобно готовиться к занятиям на следующий день; в общежитии всегда шумно; дома привык готовить уроки в тишине. Приходилось заданный материал учить ночью, когда все ложились спать. Поэтому не всегда высыпался; слушать и записывать лекции было тяжеловато. К тому же приходилось преодолевать не только сон, но и чувство голода. Первый год стипендия составляла сто пятьдесят рублей в месяц. На день приходилось пять рублей, которые я делил: утром – один рубль пятьдесят копеек, на них мог купить только три пирожка с картошкой или с рисом; на обед – два рубля, на которые брал в столовой тарелку постного супа или борща, порцию каши, стакан чая и кусочек хлеба; на ужин приходилось один рубль пятьдесят копеек, это порция каши и стакан чая с хлебом. Иногда из-за сильного чувства голода приходилось на еду расходовать по шесть-семь рублей в сутки, но потом несколько дней перед стипендией питался на два рубля в сутки, покупая в магазине только хлеб и дешевую соленую хамсу. Так питалось большинство первокурсников, не ждавших помощи из дома. В письмах родителям я всегда писал, что мне хватает денег на питание, высылать ничего не надо. Не хотел ущемлять их.