Оззи Осборн - Оззи. Автобиография без цензуры

Мы были настоящей гребаной группой!

Тони ушел в декабре 1968 года.

Той зимой было так холодно, что я начал вспоминать о времени, когда работал водопроводчиком и торчал в люке с замерзшей задницей. Без Тони нам с парнями ни черта не оставалось, только весь день сидеть, ныть и пить чай. Все наши концерты отменились, а работу мы бросили давным-давно, поэтому ни у одного из нас не было денег. Так что нам даже в паб пойти было не на что.

Но мы не могли даже думать о том, чтобы найти «настоящую» работу. «В 1968 году Джон Осборн был восходящей рок-звездой, – говорил я притворным голосом диктора из кино, слоняясь по дому. – В 1969 году он был восходящей звездой помоек».

Единственное, чего нам оставалось ждать, – это когда мы увидим Тони по телику. По «BBC» собирались показывать лондонский концерт The Rolling Stones. Он назывался «The Rolling Stones’ Rock ’n’ Roll Circus». Такого еще не было: Stones давали свой собственный концерт с несколькими знакомыми рок-звездами в «Intertel Studios» в Уэмбли, где сцена представляет собой цирковую арену с большим куполом вверху. Открывают концерт Jethro Tull. Потом играют The Who. Мик Джаггер даже уговорил Джона Леннона исполнить песню «Yer Blues» в составе временной группы Dirty Mac, где Эрик Клэптон играет на гитаре, Митч Митчелл на ударных, а Кит Ричардс – на басу. Я даже не знал, что Ричардс умеет играть на басу. Пресса просто помешалась на этом концерте, потому что он должен был стать первым выступлением Леннона после последнего концерта The Beatles в 1966 году. (Потом мне кто-то рассказал, что один из пафосных продюсеров «BBC» позвонил Леннону и спросил, какой ему нужен усилитель, а тот ответил: «Который работает». Забавно, черт побери, приятель. Жаль, что я так и не встретился с этим парнем.)

Но в итоге по «BBC» концерт не показывали. Stones отказались. Слышал, что Джаггер был недоволен их звучанием на концерте. Пройдет еще двадцать восемь лет, пока наконец не покажут эти материлалы – на Нью-Йоркском кинофестивале. Если когда-нибудь их посмотрите, Тони стоит в белой шляпе, и у него верхняя губа как у хорька. Он отлично сыграл песню «Song for Jeffrey», но между ним и Иэном Андерсоном химии так и не возникло.

Может, поэтому он решил уйти спустя четыре дня.

– В каком смысле ты ушел ? – спросил Гизер на экстренном собрании в пабе за несколько дней до Рождества.

– Это не мое, – ответил Тони, пожав плечами. Он угощал.

– Как так может быть, что играть в Jethro Tull – не твое? – спросил Гизер. – Ты играл на концерте с Джоном Ленноном , чувак!

– Я хочу играть в своей группе и не хочу работать на дядю.

– Значит, Иэн Андерсон – козел? – спросил я, подбираясь к сути.

– Нет, он нормальный, – ответил Тони. – Просто он не… Мы с ним не смеялись над одними и теми же шутками, понимаешь? Всё было не так.

Казалось, что Билл, который заливал в себя уже третью пинту сидра, сейчас расплачется.

– Так что – снова вместе? – спросил Гизер, стараясь держать себя в руках и не слишком широко улыбаться.

– Если вы меня возьмете.

– Ладно. Но можно, мы придумаем другое название? – предложил я.

– Слушай, забудь про название, – сказал Тони. – Нам нужно понять, что мы все настроены серьезно. Нельзя больше валять дурака. Я видел, как пашут парни в Jethro Tull. А они пашут , приятель: четыре дня репетиций перед одним концертом. Мы тоже должны так работать. И нам нужно начать писать свои песни и исполнять их, даже если нас освистают. Скоро слушатели будут их узнавать. Только так мы сможем сделать себе имя. И нам нужно подумать об альбоме. Давайте поговорим с Джимом Симпсоном завтра утром.

Все серьезно кивнули.

Если быть откровенным, мы не могли поверить своему гребаному счастью. Тони не здоров? Никто в здравом уме не уйдет из группы, из которой он только что ушел. Даже Роберт Плант в итоге стал играть с Джимми Пейджем в группе New Yardbirds и забил на свою «Хоббстхерню». И я не могу с уверенностью сказать, что поступил бы так же на месте Тони. Насколько бы я ни был убит горем от того, что Earth распались, но если бы это меня пригласили в одну из самых знаменитых британских команд-хедлайнеров всех рок-фестивалей, с готовых контрактом с рекорд-лейблом, я бы, пожалуй, сказал: «О, э… ну, пока, чуваки!» В общем, нужно снять шляпу перед Тони Айомми. Он знал, чего хочет, и, очевидно, знал, что добьется этого без пресмыкательства перед Иэном Андерсоном.

Нам оставалось только доказать, что он принял верное решение.

– Ладно, парни, – сказал Тони, – допив пиво и стукнув пустым стаканом по столу. – Приступим к работе.

Став нашим менеджером, первым делом Джим Симпсон отправил нас в «Европейское турне». Мы погрузили свое оборудование в фургон Тони – уже модели «Транзит», пришедшему на смену «Коммеру», – доехали до парома в Харвиче, переплыли Северное море и оказались в Хук-ван-Холланде. Мы очень надеялись, что двигатель нашего фургона заведется, когда нам надо будет съезжать с парома. Температура в Дании была на двадцать градусов ниже нуля. Из Хук-ван-Холланда мы планировали поехать в Копенгаген, где был запланирован первый концерт.

Помню, что взял в эту поездку весь свой гардероб. Он состоял из одной рубашки на проволочной вешалке и пары трусов в сумке. Всё остальное было на мне: джинсы, побитая летная куртка, футболка с концертной площадки «Henry’s Blues House» и ботинки на шнуровке.

В первый же день у нас сломался фургон. Было так холодно, что замерз газовый тросик, поэтому, когда Тони нажал на педаль, он просто лопнул. То есть мы застряли в какой-то дикой жопе на полпути к Копенгагену. На улице была метель, но Тони сказал, что моя задача – как «общественного представителя» группы – пойти за помощью. Так что я побрел по полю, мне в лицо дул ветер и летел снег, а из носа висели сосульки из соплей… Наконец я увидел огни деревенского дома далеко впереди. Затем я упал в канаву, а когда все-таки вытащил себя из этой гребаной ямы, то долго пробирался сквозь снег, пока не добрался до входной двери и громко постучал.

– Halløj? – дверь мне открыл здровенный парень с красной мордой, похожий на эскимоса,

– Ну, слава яйцам, – говорю я, запыхавшись и хлюпая носом. – Наш фургон накрылся. У вас есть буксир?

– Halløj?

Я не знал ни слова по-датски, так что показал на дорогу и сказал: «Фургон. Эль капутски. Йа?»

Парень посмотрел на меня и стал ковыряться в ухе. И сказал: «Бобби Чарльтон, ja?»

– А?

– А?

– Bobby Charlton, betydningsfuld skuespiller, ja? [14] Бобби Чарлтон – известный актер, да? – Прим. ред.

– Прости, приятель, ты по-англишки спико?

– Det forstår jeg ikke [15] Я не понимаю. – сказал он, пожимая плечами.

– А? – Секунду мы просто стояли и смотрели друг на друга.

Потом он сказал: «Undskyld, farvel [16] Прощай, пока. », – и захлопнул дверь у меня перед носом. Я как следует ее пнул и снова погрузился по пояс в снег. Было так холодно, что руки посинели. Добравшись до дороги, я увидел машину и чуть не бросился под нее. Оказалось, это датские менты – слава Богу, вполне дружелюбные. Мне дали глотнуть что-то из термоса, который достали из бардачка. Не знаю, что это было, но я моментально вернулся к жизни. Ребята организовали эвакуатор, который доставил нас и фургон в гараж в соседней деревне.