Оззи Осборн - Оззи. Автобиография без цензуры

– ОСБОРН! – кричал он. – ТЫ ПОЗОРИШЬ САМОГО СЕБЯ И ЭТУ ШКОЛУ! НЕСИ МНЕ БОТИНОК!

В классе воцарилась такая тишина, что можно было услышать, как перднет мышь.

– Но, сэр!

– НЕСИ МНЕ БОТИНОК, ОСБОРН. И УБЕДИСЬ, ЧТО ОН САМЫЙ БОЛЬШОЙ, ИЛИ Я ТРЕСНУ ТЕБЕ ПО ЗАДУ ТАК СИЛЬНО, ЧТО ПОТОМ МЕСЯЦ СИДЕТЬ НЕ СМОЖЕШЬ!

Я огляделся и увидел лица учеников, уставившихся на меня. Черт, приятель, я готов был умереть. Ребята в этом классе были на год старше и пялились на меня, как будто я какой-нибудь чертов урод. Я втянул голову в плечи и совершил свой променад позора в конец класса. Кто-то пытался подставить мне подножку. Еще кто-то подвинул свой портфель в проход, чтобы мне пришлось его обойти. Все мое тело дрожало и онемело, а лицо горело огнем. Я не хотел заплакать перед старшими детьми, но уже чувствовал, как накатывают слезы. Я подошел к ящику, нашел туфлю – но так нервничал из-за того, что на меня все смотрят, что даже не смог определить самый большой, – и отнес ее мистеру Джонсу. Подаю ему ботинок, не поднимая глаз.

– ПО-ТВОЕМУ, ЭТО САМЫЙ БОЛЬШОЙ? – орет мистер Джонс. Потом быстро шагает в конец класса, смотрит в ящик, возвращается с ботинком побольше и велит мне наклониться. А все смотрят. В этот момент я отчаянно силюсь не заплакать, но у меня из носа уже льются сопли, и я утираюсь тыльной стороной ладони.

– Я СКАЗАЛ, НАКЛОНИСЬ, ОСБОРН!

Я слушаюсь. Затем он заносит руку как можно дальше и со всей силы бьет меня чертовым ботинком 44 размера.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Мне чертовски больно. Ублюдок бьет еще раз. И еще. Но к третьему или четвертому удару я уже на хрен натерпелся. И вдруг я разозлился. Во мне кипит чертова слепая ярость! Он шлепает меня снова, я лезу в сумку, достаю папины железные прутья и изо всей силы бросаю их прямо в жирную потную рожу мистера Джонса. Мне не очень давался спорт, но в эти пару секунд я бы забил мяч за английскую сборную по крикету. Мистер Джонс отшатывается назад, у него из носа хлещет кровь, и я понимаю, что натворил. Ребята в классе пооткрывали рты. О, че-е-е-е-ерт . Я выбегаю из класса, несусь по коридору, выбегаю из школы и мчусь по дороге в дом номер 14 на Лодж-роуд. Забегаю наверх, где спит отец, и бужу его. И тут я разревелся.

Отец был просто в ярости.

Слава Богу, злился он не на меня, а на мистера Джонса. Папа сразу же отправился в школу и потребовал директора мистера Олдхэма. Крики было слышно в другом конце школы. Мистер Олдхэм каялся, что понятия не имел о методах воспитания мистера Джонса, но пообещал разобраться в ситуации. Отец ответил, что это было бы чертовски неплохо.

С тех пор меня ни разу не били.

В школе я был далеко не Ромео – большинство девчонок считали меня психом, – но какое-то время у меня была подружка по имени Джейн. Она ходила в школу для девочек на той же улице. Я сходил по ней с ума. До ужаса. Каждый раз перед встречей с ней я шел в школьный туалет и намыливал волосы, чтобы уложить их назад и казаться крутым. Но в один прекрасный день пошел дождь, и моя голова превратилась в мыльный пузырь, а мыло потекло по лбу прямо в глаза. Джейн взглянула на меня, спросила: «Ты что – дебил? – и сразу бросила. Прямо там же. У меня разбилось сердце. Через несколько лет я встретил свою любовь выходящей из клуба в Астоне, и она была пьяна в такое говно, что я удивился, из-за чего же раньше так парился.

Были и другие девчонки, но ничего стоящего из этого так и не вышло. Вскоре я узнал, как больно, когда девушка, которая тебе нравится, гуляет с другим парнем. Когда тебя динамят, тоже не очень весело. Однажды я договорился встретиться с девчонкой у отеля «Crown and Cushion» в Перри Барре. Когда я пришел туда в полвосьмого, лил дождь, а ее нигде не было. Я подумал: «Ну ладно, придет через полчаса». И подождал до восьми. Ничего. Подождал еще полчаса. По-прежнему ничего. В итоге я прождал до десяти часов, а потом поковылял домой, промокший до нитки, подавленный и отвергнутый. Теперь, сам став отцом, я искренне недоумеваю, какого хрена я тогда себе думал? Ни один нормальный отец не выпустит свою дочь вечером на улицу в дождь встречаться с каким-то парнем из школы.

Это всего лишь мальчишеская любовь. Тебе кажется, что ты взрослый, но на самом деле это совсем не так.

Еще как-то раз, когда мне было около четырнадцати, я пригласил девочку в кино. Я решил, что буду плохим парнем, поэтому закурил, чтобы произвести впечатление. К тому времени я уже пробовал курить, но это еще не вошло в привычку. В тот вечер у меня в кармане было пять сиг и однопенсовый коробок спичек. И вот сижу я в кинотеатре, строю из себя невесть что, как вдруг покрываюсь холодным потом. Какого черта, что со мной происходит? Рыгаю и чувствую вкус рвоты. Бегу в туалет, запираюсь в кабинке, и меня от кашля на хрен выворачивает наизанку. Мне было так плохо, приятель. Я еле доплелся до выхода и побрел домой, меня рвало всю дорогу. Не знаю, что было дальше с той девчонкой, но, по крайней мере, она получила коробку конфет «Maltesers».

И за время моего взросления это не единственная печальная история, связанная с сигаретами. Как-то вечером, примерно тогда же, я курил в своей спальне на Лодж-роуд. Потом притушил сигаретку чтобы докурить утром, а через несколько часов проснулся от удушья. Всё было в дыму. Чёрт побери , подумал я, я поджег дом! Но потом посмотрел на пепельницу рядом с кроватью и увидел, что сигарета не горит. Чего я не знал, так этого того, что тем вечером папа пришел домой немного навеселе и тоже курил дома. Но не потушил сигарету, а уронил ее за диван, так что поролон в подушках начал тлеть. По всему дому расползся удушливый черный дым.

Следующее, что я помню, как бегу вниз в гостиную и вижу, что у папы похмелье и виноватое лицо, у мамы по лицу текут слезы, и она сгибается пополам от кашля.

– Джек Осборн, – заорала мать в перерыве между кашлем. – Какого черта ты…

А потом закашлялась так сильно, что вставная челюсть вылетела у нее изо рта и разбила окно, впустив холодный ветер с улицы. Взлетело пламя – и диван вспыхнул как гребаный костер. Я не знал, смеяться мне или обосраться от страха. Все-таки каким-то образом нам с папой удалось потушить огонь, а мама пошла в сад искать свою челюсть.

В доме воняло еще несколько недель.

Но это не помешало мне курить. Я был уверен, что с сигаретой выгляжу круто. И, возможно, был прав, потому что через несколько недель после пожара мои отношения с девочками наконец-то пришли к счастливой развязке. Незадолго до этого я обнаружил, что пенис нужен не только для того, чтобы мочиться в ведро, и стал неустанно дрочить. Я передергивал повсюду. Я не мог уснуть, потому что всю ночь гонял лысого. И вот однажды я пошел на танцы в паб в Астоне. Это было еще до того, как я начал пить, но в дальнем зале был чей-то развеселый день рождения. Там была девчонка постарше – в жизни не вспомнить, как ее звали, Богом клянусь, – и она со мной танцевала. Потом привела к себе домой и трахала всю ночь. Понятия не имею, почему она выбрала меня. Может, просто припекло, а я оказался единственным незанятым членом в этом пабе. Кто знает? Во всяком случае, я не жаловался. Конечно, после этого мне захотелось продолжения. Поэтому на следующий день побежал к ней домой, как пес, который второй раз нюхает тот же столб.