Алистер Макграт - Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Однако вступить в университетское общество подготовки офицеров могли только студенты и члены Оксфордского университета. В ту пору поступление в Оксфорд разделялось на две стадии. На первой кандидату следовало обеспечить себе место в одном из колледжей: Льюис, не поступив в Нью-колледж, получил стипендию в Университи, так что этот этап он благополучно прошел. Но приглашение от колледжа еще не означало, что кандидат будет автоматически одобрен университетом. Желая сохранить единые высокие требования к студентам всех колледжей, университетские власти настаивали на том, чтобы абитуриенты проходили дополнительное испытание («публичный экзамен»), дабы убедиться, что они соответствуют общеуниверситетскому стандарту [94] Aston, T. S., ed. The History of the University of Oxford. 8 vols. Oxford, 1984–1994. Vol. 6. P. 356. . К несчастью для Льюиса, в этот экзамен входил также лист по основам математики – предмету, к которому Льюис не имел ни малейших способностей.

Вновь Альберт Льюис прибег к опыту Кёркпатрика. Если «Старый Придира» сумел вбить в голову Льюиса древнегреческий, то уж конечно он обучит его элементарной математике. Итак, Льюис отправился доучиваться в Грейт Букхэм. 20 марта он поехал в Оксфорд сдавать дополнительное испытание и полагал, что вскоре вслед за тем начнется и его военная жизнь. И действительно, из колледжа пришло письмо с известием, что 26 апреля он может приступать к занятиям. Итак, дверь Оксфорда открылась перед Льюисом, но ненадолго.

Прежде чем всерьез учиться в университете, ему придется пройти войну.

Французский император Наполеон Бонапарт как-то заметил: лучший способ понять человека – выяснить, что творилось в мире, когда ему было двадцать лет. За несколько недель до 28 ноября 1918 года, двадцатого дня рождения Льюиса, закончилась Великая война. Многие уцелевшие чувствовали свою вину перед погибшими товарищами. Окопная война оставила на душах солдат вечные шрамы – пережитого насилия, разрушения, ужасов. Двадцатый год жизни Льюиса прошел под знаком этого близкого, в упор, знакомства с войной. Ровно в свой девятнадцатый день рождения он прибыл в окопы Северной Франции под Аррас, а когда ему исполнилось двадцать, еще оправлялся от полученных ран.

Если Наполеон был прав, то мировоззрение и жизненный опыт Льюиса должны быть неизбежно и непоправимо сформированы войной, травмой, утратами. В таком случае мы могли бы ожидать, что его внутренний мир до самых основ был сотрясен этим вооруженным противостоянием и частым соприкосновением со смертью. Но сам Льюис рассказывает другую историю. Его опыт войны был, по его словам, «в каком-то смысле не слишком важен». По-видимому, годы в английских закрытых школах показались ему более ужасными, чем время, проведенное в окопах Франции [95] Письмо Франсин Смитлайн от 23 марта 1962 // Letters. Vol. 3. P. 1325. .

На полях сражений во Франции в 1917 и 1918 годах Льюис столкнулся со всеми ужасами современной войны, однако в «Настигнут радостью» эта тема почти не затрагивается. Льюис искренне верит, что детские горести в колледже Малверна значили для него больше, чем весь военный опыт, и даже описывая военный период, сосредотачивается главным образом на прочитанных книгах и новых знакомствах, оцеживая немыслимые страдания и разрушения. Об этом, говорит Льюис, более чем достаточно написано другими авторами, и ему к этому добавить нечего [96] Настигнут радостью // Собр. соч. Т. 7. С. 404. . И во всем объеме поздних произведений почти не встречается упоминаний о той войне.

Некоторые читатели заподозрят здесь странный перекос, искажение пропорций. Почему три главы автобиографии потрачены на подробное описание сравнительно незначительных горестей Малверна и так мало внимания уделено гораздо более страшному насилию, травме и ужасам Великой войны? Ощущение диспропорции лишь усиливается при чтении всего корпуса текстов, в котором Великая война по большей части обходится молчанием, а если и упоминается, то так, словно все это случилось с кем-то другим. Льюис как будто стремится дистанцироваться от воспоминаний о том годе, отделить их от себя. Почему?

Самое простое объяснение кажется и наиболее правдоподобным: Льюис не мог вынести травму своего военного опыта, бессмысленность этих утрат и разрушений ставила под вопрос смысл вселенной в целом и смысл личного бытия Льюиса в частности. Литература о Великой войне и ее последствиях описывает психологические и душевные раны солдат, сказавшиеся как во время боев, так и уже дома. Многие студенты, вернувшиеся из окопов в Оксфорд, с большим трудом адаптировались к нормальной жизни, многие страдали нервными срывами. Льюис, по-видимому, сумел разделить свою жизнь на отсеки, «закапсулировал» свой опыт, и это помогло ему сохранить душевное равновесие. Разрушительные воспоминания о травматическом опыте оставались под строгим контролем и практически не сказывались на других областях его жизни. Литература, и в особенности поэзия, сделалась непроницаемой оградой, которую Льюис воздвиг между собой и хаотичным, бессмысленным внешним миром. Она уберегала его от экзистенциального уничтожения, которое грозило другим.

Мы видим этот процесс в «Настигнут радостью», где Льюис дистанцируется от «перспективы войны». Его мысли о вероятных ужасах будущих столкновений, по-видимому, отражают его отношение к уже состоявшей реальности:

Кому-нибудь может показаться неправдоподобным или бесстыдным мое нежелание думать о войне; могут сказать, что я бежал от реальности. Я же попросту заключил с этой реальностью сделку [97] Там же. С. 379–380. .

Льюис готов был предоставить в распоряжение родной страны свое тело, но не свой разум. Эта граница была установлена в его внутреннем мире и строго охранялась, настойчивым и тревожным мыслям не позволялось ее пересекать. Это не было бегством от реальности: Льюис предпочел заключить «договор», согласно которому реальность приручалась, приспосабливалась и сдерживалась. Речь идет именно о «границе», о запрете на определенные мысли.

«Договор с реальностью» сыграет ключевую роль в душевном развитии Льюиса, и нам еще предстоит вернуться к нему в следующих главах. В ментальную картину реальности не так-то просто было вместить травму Великой войны. Как многие другие, Льюис столкнулся с ситуацией, когда устоявшиеся представления о мире, которые почти все в эдвардианскую эпоху принимали как должное, были разрушены самой жестокой и опустошительной на тот момент войной. В первые послевоенные годы главной заботой Льюиса стали поиски смысла – не только возможности личной реализации и стабильности, но и такого смысла для своего внутреннего и внешнего мира, который утолил бы его беспокойный и все подвергающий проверке ум.