Алистер Макграт - Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Хотя флагеллянтские фантазии Льюиса чаще всего направлялись на красивых женщин (вероятно, в том числе на сестру Гривза Лили) [135] Льюис намекает на это в письме от января 1917 г., где он фантазирует о том, как мог бы «наказать» не названного по имени родича Гривза: Письмо Артуру Гривзу от 31 января 1917 // Ibid. P. 271. , письма из Оксфорда указывают, что он готов был включить в число объектов своей мечты и юношей.

В трех письмах Артуру Гривзу, датированных началом 1917 года, стоит подпись «Филомастикс» (греческое слово, означающее «любитель кнута») [136] Письма Артуру Гривзу от 31 января 1917, 7 февраля 1917 и 15 февраля 1917 // Ibid. P. 272, 274, 278. Важное письмо от 28 января 1917, где обсуждается порка, обошлось без подписи «Филомастикс»: Ibid. P. 269. . Льюис пытался объяснить растущее увлечение «чувственной жестокостью», зная, что Гривз не разделяет этот интерес и нисколько ему не сочувствует. «Очень, очень немногие, – признает Льюис, – питают столь странную склонность» [137] Письмо Артуру Гривзу от 15 февраля 1917 // Ibid. P. 276. . Гривз явно не принадлежал к числу этих немногих. Более того, с весны 1915 до лета 1918 года Льюис именует Гривза прозвищем «Галахад», намекая на целомудрие своего доверенного друга и стойкость, с какой тот противостоял искушениям, слишком сильным для самого Льюиса.

И это дружеское поддразнивание вполне обосновано. Личный дневник Гривза за те же годы и впрямь обнаруживает сильную озабоченность сохранением душевной и телесной чистоты, особенно после конфирмации в церкви Ирландии 10 июня 1917 года. Церковный обряд означал для Гривза религиозное «совершеннолетие», что он воспринимал как определенную веху духовного пути. Гривз переживал в ту пору кризис, хотя, возможно, и не делился своими терзаниями с Льюисом. В дневнике молитвы о «сохранении чистоты разума» [138] Карманные дневники Гривза (11,5 см x 8 см) с января 1917 по декабрь 1918 г. хранятся в центре Уэйда, Уитон-колледж. Эту молитву можно найти в записи от 8 июля 1917 г. См.: Arthur Greeves Diaries. 1–2. перемежаются с мрачными размышлениями о бессмысленности жизни. «Какая ужасная жизнь! И к чему все это? Доверься Ему» [139] Запись от 18 июля 1917 // Arthur Greeves Diaries. 1–2. . В дневнике перед нами предстает одинокий юноша, для которого дружба с Льюисом и вера в Бога были двумя путеводными звездами на темном и переменчивом небосводе.

Второе воспоминание связано с возникшей у Льюиса надеждой состояться в качестве поэта. К тому времени уже получили признание «окопные поэты», в том числе Зигфрид Сэссун (1886–1967), Роберт Грейвс (1895–1985) и Руперт Брук (1887–1915), в особенности прославившийся тремя строками из стихотворения «Солдат»:

Брук умер от сепсиса, развившегося из-за инфицированного укуса москита – это случилось 23 апреля 1915 года на пути в Галлиполи, где ему предстояло принять участие в боях. Его «уголком на чужбине» стала оливковая роща на греческом острове Скирос.

Вдохновленный такими примерами, Льюис начал писать стихи о войне еще в Оксфорде, пока готовился к сражениям. Эти стихи, опубликованные в марте 1919 года под псевдонимом «Клайв Гамильтон» (Гамильтон – девичья фамилия его матери), не дождались теплого приема и редко переиздавались. Сначала Льюис назвал свое сочинение «Духи в темнице: цикл лирических стихотворений» ( Spirits in Prison: A Cycle of Lyrical Poems ), но Альберт Льюис, чью начитанность многие недооценивали, напомнил, что под таким названием выходил в 1908 году роман Роберта Хитченса. Льюис прислушался к мнению отца и изменил название на «Плененные духи» [141] Льюис рассуждает об этой перемене в письмах отцу, датированных 18 сентября 1918 и 18 октября 1918 г. См.: Letters. Vol. 1. P. 399–400, 408–409. .

Остается открытым вопрос, можно ли причислить это сочинение к военной поэзии. По моим подсчетам, более половины стихотворений этого сборника написаны до того, как Льюис отправился во Францию и увидел войну воочию. Эти ранние стихотворения – скорее интеллектуальные размышления о войне с безопасной дистанции, здесь еще не дышит страсть, отчаяние, жестокость смертоносных полей Франции. Интеллектуальный интерес они безусловно представляют, но до поэтической зоркости Сэссуна и Брука им далеко.

Что же эти стихотворения говорят нам о Льюисе? Ведь это как-никак первая значительная его публикация [142] Комментарии и анализ см.: King, Don W. C. S. Lewis, Poet. P. 52–97. . Стилистически они, вероятно, подсказывают, что Льюису требовалось еще время, прежде чем его голос обретет зрелость и авторитет. Но на том этапе его жизни стихотворения особенно ценны как свидетельство укоренившегося атеизма. Самые интересные разделы цикла – протесты против немых и равнодушных небес. «Ода на Новый год», написанная под огнем в январе 1918 года поблизости от французского города Арраса, возвещает окончательную смерть Бога, который изначально был плодом человеческого вымысла. Все упования на то, что «красный Бог» может «склонить ухо» к воплям человеческого отчаяния, лежат, отвергнутые и безнадежные, в грязи, обезображенные «Могуществом, что убивает и уничтожает былую красу» [143] Spirits in Bondage: A Cycle of Lyrics. L.: Heinemann, 1919. P. 25. .

Эти строки важны, поскольку передают две темы, глубоко засевшие в ту пору в уме Льюиса: презрение к Богу, в чье существование он не верил, но тем не менее возлагал на него вину за повсеместную резню и разрушения, и глубокую тоску по безопасности и надежности прошлого, того прошлого, которое, как это явствует из стихов, Льюис считал погибшим навеки. Эта нота тоски о невозвратимом любимом прошлом сохранится и в более поздних книгах Льюиса.

А самое главное, наверное, что сообщают нам «Плененные духи» о своем авторе – это его амбиции, то есть желание остаться в памяти людей поэтом и уверенность, что у него хватит таланта для такого призвания. И хотя в итоге мы помним Льюиса как историка литературы, апологета и прозаика, это вовсе не совпадает с его собственными юношескими мечтами и мыслями о будущем. Льюис – несостоявшийся поэт, достигший величия в других областях литературы. Но кое-кто мог бы сказать, что, не сумев стать поэтом, Льюис зато преуспел как автор прозы, причем прозы, насыщенной мощными ритмами и музыкальными фразами истинного поэта.

Но что же третье воспоминание? Кто такая Д. [144] Уолтер Хупер, готовивший к печати рукопись дневника, позднее пришел к выводу, что буква, которую он принял за D, на самом деле была греческая дельта, Δ. Это наводит на мысль, что у Льюиса появилось особое прозвище для миссис Мур, как-то связанное с начинающимся на эту букву греческим термином. Он применял подобный прием и в других ситуациях. Например, в 1940 г. Льюис прочел в Оксфордском обществе доклад «Элемент Каппа в литературе». Kаппa – первая буква греческого слова kryptos – «скрытый», «тайный». ? И почему Льюис придает такое значение ее визиту к нему в комнату в 1917 году? Следующие записи в дневнике дают ответ на этот вопрос: это миссис Мур, в доме которой Льюис поселился к тому времени. Их сложные отношения, о которых мы дальше поговорим подробнее, начались в ту пору, когда Льюис еще числился в кадетском батальоне в колледже Кибл. Первоначальным поводом для их знакомства и сближения был сын миссис Мур, но отношения быстро стали развиваться уже автономно от самого Пэдди.