Алексей Беляков - Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы

Вряд ли выстраивание такого образа было глубоко продуманным. Хотя, что касается «взбалмошности», тут многие современники соглашаются. Вера Александровна Петровская, классная руководительница героини, припомнила историю: «Она с мамой Зинаидой Архиповной что-то не поделила. Ну, не то, что не поделила… То ли домой вовремя не пришла, то ли что… Мама как-то ее за это ущемила. И Алла в знак протеста ушла из дома. Для мамы, которая за ней всегда следила, это был серьезный удар. На следующий день Зинаида Архиповна прибежала в школу. Спрашивала у ребят, где Алла. Я ходила к ним домой, успокаивала ее. А потом Алла нашлась. Как выяснилось, она чуть ли не в подъезде всю ночь сидела. Алла вообще была с характером девочка».

(Кстати, Вера Александровна – мама Ирины Петровской, известной журналистки и телекритика.)

Одноклассница и подружка Аллы Елена Белова описывала не менее увлекательные истории: «По вечерам мы ходили впятером гулять по набережной. Бывало, какие-то мальчишки начинали к нам приставать. Это, конечно, было не то, что сейчас. Но мы, тем не менее, опасались. И когда такая шайка на нас надвигалась, мы выпускали вперед Алку. Она ставила волосы дыбом, делала дебильное выражение лица, начинала хромать, сама подходила к ним и дурным голосом спрашивала, сколько времени или как пройти в библиотеку. Мальчишки в ужасе шарахались от нее. Это был целый концертный номер. Она доводила нас просто до истерики. А Ленка однажды от смеха даже описалась. Еще мне запомнилось, как на переменах Алка нам рассказывала, где она родилась. Один раз она родилась в Америке, другой раз – где-то еще. Мы знали, что это неправда. Но не слушать ее было невозможно».

Остановись, мгновенье! Пожалуй, это самая ранняя датировка Пугачёвских фантазий. Пока лишь спонтанное, трогательное девичье привирание. От «крестьянской» Америки до космоса с его сигналами пройдет несколько эпох. Но первые позывные раздались тогда, в школьных коридорах, где разносился запах кислых щей.

Лет с двенадцати она начала писать стихи и песни. Было у нее, например, такое трогательное произведение:

Мелодия этой песенки подозрительно напоминала романс «Я встретил вас», но это Аллу не сильно смущало.

Еще одна ее песня повествовала о некоей романтической девушке: «А в нашем подъезде Ассоль живет…». Непростые, драматические отношения с окружающим миром складывались у этого персонажа. Хоть она и была Ассоль, но все называли ее просто Аня… Что ж – потенциальный подростковый хит.

Родители приносили домой пластинки: Утесова, Шульженко, Эллу Фицджеральд – все, чем была богата фирма «Мелодия». Однажды кто-то дал Алле послушать пластинку французской певицы. Алла сначала даже не прочла толком, как произносится ее имя. Завела трескучий черный диск и обомлела. Женщина вибрирующим прокуренным голосом пела: «Non je ne regrette rien…».

«Эдит Пиаф» – прочитала Алла, поднеся к глазам обложку. «Я ни о чем не жалею».

Скорее всего, это была пластинка, изданная в Москве в середине 1960-х: песни Пиаф перемежались рассказами о ней Натальи Кончаловской (жены Сергея Михалкова, мамы Никиты и Андрона).

Интересно другое. В 1997 году, когда Пугачёва будет готовиться к конкурсу «Евровидение», она запишет три варианта песни «Примадонна» – на русском, английском и французском. Последний почти никто не слышал. Но именно благодаря французской версии можно ощутить буквально генетическую связь двух могучих «П».

В интервью журналу «Советская жизнь» в 1977 году Пугачёва сказала: «…Идеалом для меня была и остается Эдит Пиаф… Слушая ее песни, я постоянно ловлю себя на ощущении, что это моя мать – насколько я понимаю, что она делает, что она хочет сказать, мне это так близко, что просто мороз по коже…».

Алле было четырнадцать лет, когда Бориса Михайловича посадили на три года за хозяйственные злоупотребления. Это случилось в расцвет эпохи Хрущева, в 1963 году, когда власти вдруг рьяно принялись чистить ряды хозяйственников.

Борис Михайлович был тогда директором по сбыту Талдомской обувной фабрики. Все детство Аллу сопровождали терпкие запахи кожи: отец то и дело приносил с фабрики какие-то кусочки. К нему приходили сослуживцы, они раскладывали эти куски на столе и о чем-то подолгу говорили. Зинаида Архиповна только успевала подносить им чай.

Часто Борис Михайлович отдавал дочке совсем мелкие обрезки, которые она вертела, рассматривала, примеряла к куклам, к своим немногочисленным платьицам. Но обувная кожа была слишком груба, поэтому она просто аккуратно складывала все это богатство в коробочку, где и забывала надолго.

Но однажды папа вручил ей кусочки очень мягкой кожи. Аллочка обрадовалась, а Борис Михайлович сказал: «Это лайка!».

Девочка убежала к себе в комнату, сжав в кулачке подаренные куски. Она рыдала над ними: зачем зарезали собачку лайку? Они же хорошие: людей на Севере возят, в космос летают. Борис Михайлович смеялся и весь вечер пытался доказать Алене, что собачку никто не убивал.

…И теперь папу, ее веселого папу посадили в тюрьму!

Когда милиционеры ушли, оставив на полу разбросанные книги, бумаги, одежду и унеся с собой несколько вещей Бориса Михайловича, Алла спросила заплаканную маму:

– За что папу посадили?

– Ох, доченька… Он… Он нарвал цветы в чужом саду…

Что действительно натворил директор по сбыту, сейчас восстановить очень сложно. Похоже, и сама Пугачёва этого не знает до сих пор. Его приговорили к трем годам.

Теперь, после ареста мужа и «конфискации имущества», Зинаиде Архиповне пришлось срочно искать работу, благо дети уже подросли и не требовали поминутного внимания. В школьном журнале Аллы за восьмой класс, который автору удалось разыскать в Объединенном архиве учреждений народного образования Москвы, в графе «Род занятий и место работы родителей» значится следующее – «Универмаг № 41, зам. зав. отдела готового платья». Про отца – ничего.

Тут позволим себе сделать отступление. Образовательный архив близ Таганки стал той terra incognita, которую автор с наслаждением открывал. Архивные тетушки, не избалованные вниманием прессы, глядели совсем не чопорно и с удовольствием помогли разыскать ветхие классные журналы и даже сделать копии заветных страниц. Но, упомянув в книге это учреждение, автор невольно открыл путь в сокровищницу для всех. В архив потянулись журналисты в поисках утраченного времени звезд эстрады и кино. Когда спустя несколько лет автор оказался там, работая над биографией другого персонажа, тетушки встретили уже совсем неласково:

– Вот вы тут ходите, а потом нас же ругают! Не будем ничего давать, только по особому разрешению!