Владимир Шулятиков - Проповедник «живого дела» (Памяти И.А. Гончарова)

В своих «Русских ночах» князь Владимир Одоевский. На заре «сороковых годов», отмечал приближение новой эры русской жизни. Наступает «век смерти поэзии» – горько жаловался он, – общество заражается грубым «материализмом», в душе современного человека глохнут благие порывы. Исчезают стремлении я ко всему возвышенному и прекрасному, ко всему бескорыстному и благородному; современный человек начинает жить одними узко эгоистическими расчетами, начинает оценивать все с точки зрения выгоды и холодного разума, начинает исповедовать религию «улитаризма»; он старается «закопать в землю, законопатить хлопчатой бумагой, залить дегтем и салом» все «бесполезные» порывы души; он становится поразительно односторонним; душа его постепенно обращается в машину, в которой много колес и много винтов, но нет ни капли жизни; односторонний материализм – есть смертоносный «яд современного общества и тайная причина всех жалоб, смут и недоразумений».

И мечтатель – идеалист, автор «Русских ночей» с неподдельным ужасом встречал появление на горизонте русской общественной жизни «нового человека» – практического дельца, усвоившего себе привычки и правила поведения западно-европейских промышленников и купцов, сумевшего изгнать совершенно из своего сердца все «бесполезные» чувства и порывы, обратившего в настоящего «человека-машину». Он спешил положить клеймо позора на этого «человека-машину», старался всеми силами возбудить презрение к нему, унизить его, сделать жалким в глазах современников.

Он предсказывал неисчислимые бедствия и даже гибель обществу, если оно окончательно увлечется «человеком-машиной», признает его своим высоким идеалом.

В лице князя Одоевского говорил убежденный представитель романтизма…Но дни романтизма была посчитаны. Предостережения автора «Русских ночей» не произвели желаемого впечатления на общество. Прошло несколько лет с того момента, как они были высказаны: общество не только не думало отвертываться от ненавистного романтикам-мечтателям «нового человека», но только не проникалось чувством ужаса и презрения к эгоистической морали и «грубо-материалистическому миросозерцанию этого «нового человека» – напротив, оно обнаруживало все большую и большую склонность возводить его в свои кумиры.

На страницах самого прогрессивного из существующих тогда журналов появилась повесть, автор которой определенно и решительно становился на сторону «нового человека».

Он выводил в своем произведении сцену прямолинейного утилитариста, англомана-заводчика и бюрократа и на примере этого утилитариста выясняет, какими неоценимыми совершенствами наделены «новые люди», по сравнению с «прекраснодушными» идеалистами. Он старался шаг за шагом опрокинуть все предпосылки романтизма. Он доказывал, что причина «всех недоумений» кроется вовсе не в увлечении односторонним материализмом, а как раз напротив, в особенностях романтического взгляда на жизнь, в преувеличенной оценке значения чувства, которую допускали романтики.

«Как жаль, – говорит он, доказывая свою мысль, – что от фальшивого взгляда на жизнь гибнет много дарований в пустых бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях. Самолюбие, мечтательность, преждевременное развитие сердечных склонностей и неподвижность ума, с неизбежным последствием – ленью – вот причина зла».

Он старался показать, какой вред приносят для современного человека восторженные мечты о «вечной» романтической любви, о «вечной» романтической дружбе, о «нечеловечески-величественных» страданиях и подвигах, о «титанических» страстях, о бурном, доступном лишь для избранников судьбы, счастье; он убеждает читателей, насколько призрачны и ненадежны все «неукротимые» порывы к чему-то недосягаемо высокому и великому. Взамен разрушенных «иллюзий», он ставил легко осуществимые требования: мечтательности и склонности к созерцательной жизни – он противополагал идеал практической деятельности и энергии, романтической любви – идеал расчетливого брака, романтической дружбе – общение с «нужными» людьми, экзальтированному альтруизму и разумный эгоизм, нечеловечески-величественным подвигам – работу на самом прозаическом поприще, – заботы о достижении материальных благ. В итоге получился идеал человека, строго уравновешенного, искусно дисциплинировавшего свою собственную натуру, умеющего с величайшим тактом управлять малейшими душевными движениями, подавившего в себе все «бесполезные» стремления и порывы, прекрасно приспособленного к жизни, одушевленного, неослабленной энергией. С правильностью часового механизма, работающего в определенном направлении. Одним словом, автор повести. – Иван Гончаров, – идеализировал того самого «человека-машину», к которому с таким негодованием относились мечтатели-романтики. Он приветствовал этого «человека-машину», как застрельщика прогресса [1] См. «Лучше поздно, чем никогда», стр. 41–47. , он увидел в этом «человеке-машине» залог будущего благоденствия России.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

См. «Лучше поздно, чем никогда», стр. 41–47.